я ему орал, так что я чуть поотстал и безропотно следовал за ним, как и положено ведомому, чтобы
посмотреть, куда он направляется. Он летает вот уже десять лет, подумал я, стало быть, это я
ошибся. Мы просто идем вдоль другой реки. Я заметил, что он сверяется с картой, и это меня как-то
ободрило. Он не сменил курса. Значит, мы летим на север: а я потерял ориентацию, впрочем, со мной
это уже бывало.
Но спустя какое-то время начало теплеть. Внизу, на земле, было все меньше снега.
Его самолет Super Cub вдруг потрясенно понял, что неведомо как произошла ужасная
ошибка. Он, накренившись, резко развернулся вправо, сменил курс на сто шестьдесят градусов и
начал снижение на посадку в каком- то маленьком аэропорту у реки. Это был, разумеется, Гудзон.
Первый раз в жизни я заблудился, и не по своей вине!
- Ты это как-нибудь сможешь пережить, - сказал я ему мягко после приземления, - но
можешь мне поверить, на это у тебя уйдет много времени: Я тут же пожалел о сказанном, ибо он был
страшно расстроен.
- Не знаю, что со мной стряслось Я шел вдоль шоссе и заметил, что компас немного
отклоняется и радиомаяк показывает что-то не то, но я был совершенно уверен, что это то самое
шоссе! Я просто сидел и не обращал внимания. Я видел компас, но не обращал на него внимания!
Сменить тему оказалось делом нетрудным. По всему брюху моего самолета растеклось
масло, выброшенное двигателем за последний час. Оно покрыло весь капот и шасси, застыло и
повсюду замерзло. Лопнуло кольцо, а может быть, трещина в поршне? Мы поговорили о
возвращении, чтобы как следует это проверить, но это было похоже на отступление.
- Летим дальше, - сказал я. - Возможно, это просто сильное всасывание в конце трубы сапуна
тянет больше масла, чем надо.
Мансон проложил курс на север вдоль Гудзона, свернул влево над Олбани и направился
прямо на Торонто. Час спустя после Олбани давление масла упало у меня на один фунт , потом на
два. Ни разу не было случая, чтобы после такого падения давления масла с самолетом что-нибудь не
произошло: Я сделал своему ведущему знак "вниз", и через пять минут мы сели на ближайшем
аэродроме.
Ушла еще одна кварта масла. Перспектива сорокачасового полета над дикими просторами
Канады с двигателем, разбрызгивающим в небесах собственную кровь, не относилась к числу моих
излюбленных приключений. Одно дело быть готовым к отказу двигателя во время развлекательных
полетов, а совсем другое и не совсем разумное, - думал я, - быть уверенным в таком отказе. Полечу
ли я дальше или вернусь, я все равно окажусь сачком; но лучше быть теплым сачком, чем холодным,
застрявшим где-нибудь в кроне дерева в Пентангинише.
Кроме того, синоптики сказали нам, что на подходе к границе нас ожидает новый буран.
Я заправился маслом и вылетел на юг, несколько озадаченный тем, что огорчен упущенной
возможностью замерзнуть. Уж если затеваешь какое-нибудь приключение, каким бы безумным оно
ни было, единственный способ успокоиться - это во что бы то ни стало пройти его до конца.
Спустя полтора часа давление масла упало на пять фунтов, потом на десять, а потом стрелка