Мы летели на запад в первые дни весны 1964 года, и я осознал: наслаждение полетом над землей,
обратно пропорционально скорости, с которой ты над нею пролетаешь. Над лугами Алабамы я в
первый раз увидел, что каждое дерево весной - это ярко-зеленый фонтан листьев, брызнувших
навстречу солнцу. Луга иногда похожи на укатанные площадки для игры в гольф самых престижных
клубов страны, и мне с трудом удавалось сдерживать себя от того, чтобы приземлиться и в свое
удовольствие поваляться в этой нетронутой яркой траве. Паркс отнюдь не был абсолютно уверен в
моем праве быть его пилотом, но тем не менее время от времени он демонстрировал мне виды своего
мира - такого, каким он был тогда. Фермы проплывали под нами чередой - продуваемые всеми
ветрами, каждая - оплот бытия в тупике грунтовой дороги, царящий над своими полотнищами полей
и лесов точно так же, как в те времена, когда Паркс был новеньким, и созерцал все это впервые. Во
дворах ферм стояли автомобили и грузовики 1930 года, на лугах паслись коровы 1930 года, и сам я
на какое-то время превратился в замерзшего и промасленного Базза Баха - странствующего пилота в
девственном пространстве нетронутых небес. Иллюзия была настолько хороша, что казалась
правдой.
Но как только я отвлекся на минуту, чтобы сделать заметку в уголке маршрутной карты.
Паркс весьма явственно продемонстрировал мне свой ревнивый нрав. Ровно и монотонно ревел
двигатель. Я взглянул в сторону и написал на карте: "Деревья - зеленые фонтаны". В тот миг, когда
кончик карандаша заканчивал выводить ": ны", двигатель взревел погромче, в расчалках взвыл ветер.
Резким движением я вскинул голову и увидел огромную царственную землю - она спешила мне
навстречу, чтобы меня уничтожить. Тихий мягкий голос произнес: - Летишь со мной, будь добр -
лети, а не делай какие-то там заметки и не раздумывай о вещах посторонних.
Да, надуть Паркс управлением без рук было невозможно, и каждая моя попытка отвлечься от
ее насущных нужд неизменно заканчивалась совершенно непредсказуемым фортелем с ее стороны.
Часы сплетались в длинные дни полетов. Подо мной неторопливо проплывал облик
американского юга. Трехчасового полета было достаточно, чтобы ветровое стекло передней кабины
покрылось изрядным слоем масла и грязи, но пять цилиндров Вихря продолжали громыхать, не
пропуская ни одного такта. Когда Паркс сочел, что я уже созрел для обучения, он рассказал мне кое-
что о людях.
- Держись подальше от больших городов, - говорил он, - в маленьких у людей есть время
быть открытыми, дружелюбными и очень добрыми. Загляни, например, в Рэйвилл, штат Луизиана.
Приземлись на закате в крохотном аэропорту. Подрули к короткому ряду ангаров. Заправочная
колонка. Никого вокруг. Заглуши двигатель у вывески "Авиаобслуживание Адамса" - там, где стоит
гусеничный трактор Грумман, а на стене висит большой красный огнетушитель. Выберись из
кабины, потянись и начни вытирать масло. И тут вдруг появится пикап и кто-то крикнет: "Эй,
привет! " На дверце грузовичка написано: "Авиаобслуживание Адамса", из него выглядывает
улыбающийся водитель в старой фетровой шляпе с загнутыми вверх полями.