Теперь его бизнес напрямую связан с авиацией - на "Американском авиазаводе" в Кливленде. Стал
совсем другим человеком.
- Друг мой, Бо, прости меня, - подумал я. - Десять лет в заточении?
Теперь ты выбираешься на волю, разрушив стены тупика. Не так-то просто тебя прикончить,
а?
Через два месяца я приземлился в кливлендском аэропорту и взял такси до "Американского
авиазавода". На заводской стоянке в ожидании отправки выстроились ряды ярко раскрашенных
Янки. Прямо через стоянку мне навстречу шел Бо Бивен. Белая рубашка и галстук были на месте, но
все равно это был не бизнесмен Фрэнк, а мой друг Бо. Местами на нем сохранилась Фрэнкова маска -
отдельные кусочки - но лишь для пользы дела. Человек, ранее отделенный от неба стеной, был
теперь на воле и в полной мере владел этим телом.
- Может, узнаешь - не нужно ли доставить одну из этих машин на Восток?
- поинтересовался я. - Могли бы с тобой слетать.
- У кого узнаю? Можем взять любой и лететь, - сказал он, ничуть не изменившись в лице.
Его офис назывался теперь "Кабинет начальника отдела сбыта" - слегка захламленное
помещение с окном, выходившим в цех. На книжном шкафу - ободранная и слегка помятая модель F-
100. Кое-каких деталей недостает, но зато - гордое устремление прямо в потолочные небеса.
Фотография на стене - звено из двух Янки над пустыней Невады.
- Знакомая картинка? - коротко спросил он.
Не знаю, что он имел в виду - звено или пустыню. И то, и другое было знакомо мне и Бо;
бизнесмен Фрэнк никогда не видел ни того, ни другого.
Он провел меня по заводу, свободно ориентируясь в месте, где вдыхают жизнь в бесшовные
спортивные Янки, подобно тому, как сам он вернулся к жизни из тупика прижатого к земле тела. Он
говорил о том, как собирают Янки без клепаных швов, о прочности сотовой конструкции кабины, о
сложностях, возникающих при проектировании дюралевого кроя, об особенностях формы штурвала.
Деловой разговор о технических вопросах, с той лишь разницей, что делом его теперь были
самолеты.
- Ладно, парень, расскажи-ка мне лучше о себе, каково оно было - в последние десять лет? -
сказал я, расслабившись на сиденьи его машины, в то время как он внимательно смотрел на дорогу
по пути домой.
- Я думал об этом. Первый год был очень тяжелым. По дороге на работу я смотрел на облака
и думал о солнце - там, над ними. Было ужасно трудно.
Он вел машину быстро, делая резкие повороты и не отрывая глаза от дороги.
- Да, в первый год было плохо. К концу второго года я почти научился об этом не думать. Но
иногда, краем уха неожиданно уловив звук двигателя пролетающего где-то над облаками самолета, я
не успевал собраться, и мысль все же возникала. Или, бывало, летал по делам в Чикаго и сквозь
иллюминатор видел облака сверху - тоже все вспоминалось. И я думал: "Да, было, часто и здорово,
просто наслаждение, такое было ощущение чистоты и все такое прочее". Но потом авиалайнер
приземлялся, и были дела, тяжелый день, а на обратном пути я спал, и мысли больше не приходили.
Мелькали деревья на обочине.
- Я не был счастлив, работая в той компании. Она не имела никакого отношения к тому, что я