Мне никогда не удастся забыть тот день, вернее, то, как самолет Бивена не изменил
направление полета до тех пор, пока наши машины не сделали это вместе. Это был наш с ним
последний полет звеном. Спустя месяц срок нашей мирной службы в ВВС истек и мы, снова став
гражданскими людьми, расстались, пообещав друг другу еще когда-нибудь встретиться. Потому что
все, кто летает, обязательно когда-нибудь встречаются.
Вернувшись домой, я тосковал по скоростным полетам ровно столько, сколько времени мне
потребовалось на то, чтобы обнаружить - возможности авиационного спорта ничуть не хуже. Я
открывал для себя групповой пилотаж, воздушные гонки, посадки в чистом поле вдали от
аэродромов и многое другое, что можно было делать на легких самолетах, способных пять раз
подняться в воздух и приземлиться на расстоянии, необходимом для одного- единственного взлета F-
100. Летая, я думал о том, что Бо, наверное, делает такие же открытия, что он, как и я, продолжает
летать.
Но он не летал. Он не просто уволился из ВВС, он пропал. И не просто занялся бизнесом, а
умер мучительной смертью летчика, отвернувшегося от искусства полета. Он медленно задыхался,
бизнесмен в приличном синем костюме с галстуком наступил ему на горло, загнал в удушливый
тупик заказов, ордеров и чеков, сумок для гольфа и стаканов с коктейлями.
Однажды, пролетая через Огайо, я встретился с ним и общался достаточно долго для того,
чтобы понять: человек, владеющий теперь его телом - вовсе не он, не тот, кто летел в тот день со
мной крыло к крылу прямо в склон горы. У него хватило вежливости на то, чтобы вспомнить, как
меня зовут, но разговор о самолетах не пробудил в нем ровным счетом никакого интереса. Он только
поинтересовался, почему я так странно на него смотрю. Он настаивал на том, что именно он и есть
Бо Бивен, счастливый сотрудник компании, производящей стиральные машины и пластмассовые
изделия.
- Стиральные машины - исключительно нужная вещь, - сообщил он мне, - ты и представить
себе не можешь, насколько.
Мне показалось, что где-то в самой-самой глубине его глаз я заметил крохот ный слабенький
сигнал, который подавал мой друг, оказавшийся в ловушке. Но через мгновение все исчезло, скрытое
маской. За столом с табличкой "Фрэнк Н. Бивен" сидел вполне респектабельный деловой человек.
Фрэнк!
Когда мы с ним летали, назвать Бо по имени "Фрэнк" означало в открытую заявить, что он
вовсе тебе не друг. И теперь эта бестактная офисная крыса совершила ту же ошибку - он не имел
ничего общего с человеком, которого обрек внутри себя на заточение и смерть.
- Безусловно, я счастлив, - заявил он. - Конечно, приятно было полетать на сотках, но ведь
это не могло продолжаться вечно, правда ведь?
Я улетел, а Фрэнк Н. Бивен вернулся к работе за своим столом в офисе, и мы надолго
расстались. Возможно тогда, в пустыне. Бо своим вопросом спас мне жизнь, но теперь, когда,
пришла моя очередь спасти его, я не нашел нужных слов.
Спустя десять лет после того, как мы уволились из ВВС, я получ ил письмо от Джейн Бивен:
"Думаю, ты обрадуешься, узнав, что Бо сделал крутой поворот и вернулся к своей первой любви.