дзэна, например; может эффективно вести игру именно потому, что победа или поражение не
имеют для него значения. Без соблюдения этого необходимого условия психотерапия
вырождается в силовое состязание, в котором психотерапевт обрекает несчастного пациента на
долгие годы двойного связывания.
Новое универсальное понимание психотерапии сохраняет определенные элементы
упомянутых классических теорий.
150
Все еще считается вполне оправданным описание эго как порождения принципа реальности
(социального соглашения), подавляющего жизненные процессы, которые вследствие этого
становятся в большей или меньшей степени бессознательными. Все еще актуален тезис об
огромном влиянии инфантильных и детских переживаний на формирование эго, даже если
подвергается сомнению необходимость воспроизведения их в практике психотерапии; и как
результат — бесспорное влияние отношения ребенка к отцу или к матери на его отношения к
другим людям в дальнейшей жизни, что обусловливает его «вынужденную спонтанность». Все
еще представляется верным утверждение, что по крайней мере в западных культурах подавление
сексуальности служит основной причиной психопатологического поведения. Более того, то, на
чем постоянно настаивает Юнг: психотерапия как примирение противоположностей, принятие и
ассимиляция Тени, темного и подавленного аспекта человеческой природы, — является
основополагающим в представленном здесь взгляде на освобождение. Проблема всегда состоит в
том, что восприятие самого себя никогда не бывает преднамеренным, поскольку это так же
парадоксально, как целовать собственные губы. Но контригра опровергает саму возможность
отрицания самого себя и в итоге не создает, а обнаруживает целостность человека как
неоспоримый факт.
С этой точки зрения можно по-новому взглянуть на утверждение Фрейда, что
бессознательные мотивации имеют сексуальный характер, т.е. этот тезис следует рассматривать
скорее как терапевтическую стратегию, чем как психологический факт. В любой пуританской
культуре предположение о наличии сексуальных мотиваций является вызовом для эго. Именно
потому, что культура рассматривает сексуальность как зло или деградацию, подобное
утверждение означает, что подлинные мотивации противоположны сознательным побуждениям, а
значит эго совершенно не хозяин в своем доме. Когда индивидуум полностью отождествляется со
своим эго и тем самым отрицает предположение о сексуальной мотивации, психотерапевту
остается только заметить, что у пациента не должно быть иных причин для столь энергичного
отрицания, кроме признания истинности этого предположения. Таким образом пациент попадает в
151
ситуацию, когда он вынужден отрицать свое эго именно фактом его утверждения. Двойное
связывание, наложенное таким способом, безусловно, более эффективно, поскольку пациент не
может быть до конца честным в своем отрицании сексуального чувства и его неоспоримой
привлекательности. Если бы психотерапевт намеревался нападать на пациента или обвинять его,
возникло бы ощущение, что подобная стратегия ставит обоих в неравные условия.
Но на самом деле это лишь обнажает то связывание, которое уже было наложено на пациента