являются пережитком первобытного общества и поэтому определены как «примитивные»; (3) по
аналогии с тем, что внутриутробный плод повторяет эволюционный путь человека, ребенок в
первые годы развития повторяет первобытную человеческую ментальность.* Если совместить эти
положения с фактом, что вначале психотерапия занималась лишь душевнобольными, то
напрашивается вывод: иррациональное поведение — это простоисторическаярегрессия, а
выведенная из душевного равновесия личность преодолевает препятствия, берущие свое начало в
«первобытном болоте». Другими словами, в подсознании удерживается исторический и
* C.G.Jung, The Development of Personality, Collected Works, Vol. 17, Bollingen Series 20, Pantheon, New
York, 1954, с 53.
103
доисторический опыт, и, в итоге, психоанализ становится инструментом для изучения ранней
истории человека. При отсутствии реальных сведений о первобытном человеке проверить
положения этой теории невозможно.
Все сказанное общеизвестно. Я обращаюсь к этому лишь потому, что оно составляет основу
теории Юнга об эволюции сознания и эго. Эта теория привела Юнга к выводу, что
эгоцентрический характер сознания был всеобщей исторической необходимостью в развитии
человечества. Это не безупречный, но основополагающий механизм управления первобытными
инстинктами «болота и пещеры» с целью поднять человечество над уровнем обычного животного.
Но посмотрим на проблему в ином аспекте: особая «витальность» человека едва ли имеет
отношение к витальности животного; иррациональность, неумеренные потребности, массовая
истерия и шокирующие жестокость и насилие не имеют никакого отношения к исторической
регрессии, а являются протестом против конкретного типа сознания, против двойного связывания
противоречивых общественных установлений. Несмотря на теорию, практика психотерапии вновь
и вновь подтверждает это. Выведенная из равновесия личность — это не столько результат
исторического атавизма — ослабленного эго, сколько жертва чрезмерно развитого эго и крайней
изоляции. Кроме того, сознание и интеллект вовсе не обязательно предполагают наличие
развитого эго. Физическое строение мозга, этого «божественного сосуда», дающего жизнь разуму,
никак не назовешь результатом сознательной деятельности какого-то эго; эта структура не
распадается, если вдруг оказывается, что эго — это фикция.
Из этого можно было бы заключить, что, когда иллюзия эго рассеивается, это вовсе не
значит, что произошел «захват» сознания первобытным («болотным» или «джунглевым»)
содержанием бессознательного. Скорее наоборот: наступает озарение, возникает целостное
восприятие всей системы взаимосвязей, сравнимое с открытием в науке или искусстве.
Юнга часто обвиняют в «психологизме», но я, в отличие от Бубера, не использую этот
термин для критики его неприятия концепции метафизической и сверхъестественной природы
духовного опыта. Скорее его вúдение «бессозна-
104
тельного», с одной стороны, и его концепция освобождения, с другой, слишком
узкопсихологичны. Конечно, мне могут возразить, что любой опыт — это опыт психический,
потому что все происходит в душе. Но — оставив в стороне вопрос о существовании души — не