при наименьших затратах усилий; вот почему именно даосизм вдохновил японцев на
вырабатывание техникидзюдо— свободного и уступчивого дао (до). Здесь наблюдается
очевидная параллель с «недирективной психотерапией» Карла Роджерса, когда врач делает
логические выводы из мыслей и чувств пациента, просто пересказывая их в более ясной форме.
Реакции психотерапевта сводятся к выражению его собственного понимания того, что говорит
пациент. Он верит в мудрость «потенциала позитивного становления» личности каждого человека
при выработке решения проблемы, если только эта проблема ясно и четко сформулирована. При
этом сам психотерапевт, подобно даосу, «глуп» и «пассивен»: он так же не знает, чтó не в порядке
у его пациента и чтó с ним должно произойти при правильной терапии. Если пациент чувствует,
что у него есть проблема, значит у него есть проблема. Если он чувствует, что у него нет проблем,
он перестает приходить на сеанс. И сам психотерапевт пребывает в уверенности, что, если
проблема действительно не решена, пациент в конце концов вернется. Это точная аналогия
отношения даосского мудреца к будущему ученику, но в психотерапии успех зависит от того,
применяет ли психотерапевт свою технику механически или искренне находится в состоянии
внутреннего покоя.
Позиция даосизма, подобно витгенштейновской, состоит в том, что могут существовать
логические проблемы, но не существует проблем естественных, физических: Природа, или дао, не
преследует никаких целей и, следовательно, не встречает никаких затруднений.
— Те, кто спрашивают о Пути*, и отвечают о нем, не знают Пути... Пусть даже спрашивающий
о Пути еще не слышал о нем... О Пути нельзя спрашивать, на вопросы о [нем] нет ответа.
Спрашивающий о том, о
* В данном переводе вместо «дао» употребляется «путь». —Прим, ред.
72
чем нельзя спросить, заходит в тупик. Отвечающий на то, на что нельзя ответить, не обладает
внутренним [знанием], ожидает вопросов, заводящих в тупик, во внешнем не наблюдает вселенную,
во внутреннем не знает первоначала.*
Это верно не потому, что дао присуща какая-то особая таинственность, а потому, что
проблемы человеческого общества надуманны.
Когда устранили великое дао, появились «человеколюбие» и «справедливость». Когда
появилось мудрствование, возникло и «великое лицемерие». Когда шесть родственников в раздоре,
тогда появляются «сыновняя почтительность» и «отцовская любовь». Когда в государстве царит
беспорядок, тогда появляются «верные слуги».**
Чжуан Цзы сравнивает освобожденного человека с «настоящими людьми древности»,
которые, предположительно, жили до того, как общество изобрело искусственные добродетели.
Настоящий человек древности не шел против малого, не хвалился подвигами, не [входил в
число] мужей, [представляющих] замыслы. Поэтому, ошибившись, не раскаивался, а поступив
правильно, не [впадал] в самодовольство... Настоящий человек древности не ведал любви к жизни, не
ведал страха перед смертью. Входя [в жизнь], не радовался, уходя [из жизни], не противился,
равнодушно приходил, и равнодушно возвращался — и только... Это и называется не помогать