Нравственность также становится союзником бессмертной души. Но все, что борется с телом и со
смертью, само превращается в смерть, то есть становится неспособным к спонтанности и,
следовательно, к истинному наслаждению. Поиски будущего удовлетворения неизбежно создают
порочный круг, а культура и прогресс становятся источником самых неистовых попыток решить
проблему собственных противоречий. Невозможно оставить науку, искусство и нравственность в
их теперешнем «бунтарском» состоянии. Главное состоит в том, чтобы спонтанность стала
основным принципом этих сфер человеческой жизнедеятельности. Ибо когда разум господствует
над Эросом, вместо того чтобы выражать его, мы создаем культуру, противостоящую жизни, в
которой человеческий организм вынужден подчиняться требованиям механической системы,
лишаясь наслаждения во имя весьма сомнительной полезности.
Когда культура служит Эросу, этика превращается из кодекса вытеснения в способ
выражения, и нравственность становится эстетикой поведения.
Эстетическое начало устанавливаетчувственный порядокв противовесразумному порядку.
Представленное в философии культуры, это положение имеет целью освобождение чувств, которые,
в отличие от деструктивной роли цивилизации, могут стать ее надежной основой и многократно
увеличить ее потенциал. Используя свой основной импульс — игровой момент, эстетическая
функция может «устранить принуждение и сделать человека морально и физически свободным». Это
приведет чувства и эмоции в гармонию с идеями разума, избавит «законы разума от морального
принуждения» и «примирит их с интересами чувств».*
* H.Marcuse, Eros and Civilization, Beacon, Boston, 1955, c.181-182.
160
Маркузе, цитирующий
здесь
Шиллера, в
какой-то
степени
возрождает
«дискредитированный» идеализм романтиков XVIII века, натуралистический оптимизм которых
две мировые войны низвели до уровня лжефилософии. Но современные войны и революции ни в
коем случае не являются примерами того, что может произойти с цивилизацией при снятии
вытеснения. Скорее это «выброс» садистской ярости, которая накапливалась в цивилизации
вытеснения; это цена, которую приходится платить, но и она оказывается недостаточной. И
поэтому, как считает Маркузе, ее не следует платить. Технический прогресс, который является
причиной этих безумных и деструктивных вспышек, делает бесполезной культуру вытеснения,
поскольку в принципе устраняет необходимость рутинной работы. Однако техническому
прогрессу непозволительно устранить труд как таковой, поскольку
именно тяжелый труд вместо проклятия должен стать добродетелью, чем он всегда был для наших
предков. ...Наши дети должны быть готовы растить своих детей так, чтобы труд не был для них чем-
то, вроде невротической необходимости.Необходимостьтрудиться — это невротический симптом.
Это костыль. Это попытка человека всегда чувствовать свою значительность, даже если нет особой
необходимости в его работе.*
Когда технологии используются — что совершенно абсурдно —для увеличения рабочих
мест, а не наоборот, труд становится «поденщиной», искусственным порождением все более