противостоят Эросу, но находятся в его распоряжении, в распоряжении «полиморфной перверзии»
тела, потенциально всегда пребывающего в эротических отношениях с миром — не только
посредством систем гениталий, но и посредством любых способов восприятия. Освобождение
восстанавливает «первоначальный нарциссизм» не только самого организма, но и поля «организм
— окружение». Здесь уместно выяснить, как этот «нарциссизм» может быть выражен этически,
или. другими словами, может ли он стать этикой Эроса и спонтанности в отличие от этики
выживания.
Проще всего размышлять об этическом поведении как о языке, поскольку это такой же
способ коммуникации, как сам язык, как изобразительное искусство и музыка. Но в среде
религиозных и прочих моралистов существует тенден-
164
ция трактовать этику как мертвый язык, использовать ее, как используется латынь в католичестве.
Другими словами, опыт показывает, что этические нововведения встречают гораздо большее
сопротивление, чем изменения в языке и искусстве. Несмотря на это, формы этического
выражения продолжают изменяться, но официально все они неизменно подводятся под древний
стандарт десяти заповедей. Очевидно, нет гарантии, что этику Эроса не попытаются выразить в
терминах бронзового века.
Человеку свойственно искать авторитетные этические стандарты вне этики, среди законов
природы или законов Бога. Мы не решаемся строить свои этические принципы на собственных
желаниях из страха, что такое нововведение может непредвиденным образом испортить нас.
Действительно, есть определенный смысл в том, чтобы придерживаться проверенных временем
ценностей, если таковые существуют, но в то же время совершенно бессмысленно приписывать
этим формулам большую мудрость, чем та, которой обладаем мы сами. Вера в то, что «родители
всегда правы», годится до тех пор, пока человек сам не перешел в разряд «родителя», а
преклонение перед непостижимой мудростью прошлого тесно связано с нашей неудачной
попыткой обрести ее в детстве. Мы забываем, что у нас нет необходимости возлагать надежды на
своих предшественников, которые тоже не смогли в детстве обрести мудрость и так же, как мы,
преклонялись перед авторитетами.
Тем не менее традиция в этике столь же важна, как и традиция в языке, поскольку она
объясняет правила игры. Поэтому этическую традицию, как лингвистическую или
художественную, следует почитать не потому, что она священна, а потому, что это единственный
способ общения с другими. Если бы я хотел открыть нечто новое в языке и сделать это открытие
доступным для понимания, я должен был бы выразить его значение в тех терминах и в том
контексте языка, которые уже существуют. В западной культуре, например, правила живописи и
музыки изменяются намного быстрее, чем правила речи, так что время от времени
общественность бывает шокирована непонятными произведениями живописи и музыкальными
сочинениями. Ранние симфонии Бетховена так же обескураживали слушателей, как и работы
многих великих художников-модернистов, причем
165
эти произведения поначалу воспринимались не как трудные для понимания, а как неудачные.