пособие / Сост. Н. К. Гудзий. — М., ╚Аспект Пресс╩, 2004.
Не лепо ли ны бяшетъ, братие, начяти старыми словесы трудныхъ повестий о пълку
Игореве, Игоря Святъславлича? Начати же ся тъй песни по былинамь сего времени, а не
по замышлению Бояню. Боянъ бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то
растекашется мыслию по древу, серым вълком по земли, шизым орломъ под облакы.
Помняшеть бо, рече, първых временъ усобице. Тогда пущашеть соколовь на стадо
лебедей: которыи дотечаше, та преди песнь пояше старому Ярославу, храброму
Мстиславу, иже зареза Редедю пред пълкы касожьскыми, красному Романови
Cвятъславличю. Боян же, братие, не 10 соколовь на стадо лебедей пущаше, нъ своя вещиа
пръсты на живая струны въскладаше; они же сами княземъ славу рокотаху.
Почнемъ же, братие, повесть сию от стараго Владимера до нынешняго Игоря, иже
истягну умь крепостию своею и поостри сердца своего мужеством, наплънився ратнаго
духа, наведе своя храбрыя плъкы на землю Половецькую за землю Руськую.
О Бояне, соловию стараго времени! Абы ты сиа плъкы, ущекоталъ, скача, славию,
по мыслену древу, летая умомъ подъ облакы, свивая славы оба полы сего времени, рища в
тропу Трояню чресъ поля на горы. Пети было песнь Игореви, того внуку: ╚Не буря
соколы занесе чрез поля широкая, галици стады бежать къ Дону великому╩. Чили въспети
было, вещей Бояне, Велесовь внуче: ╚Комони ржуть за Сулою, звенить слава в Кыеве.
Трубы трубять в Новеграде, стоять стязи в Путивле╩.
Игорь ждетъ мила брата Всеволода. И рече ему буй туръ Всеволод: ╚Один братъ,
один светъ светлый ты, Игорю, оба есве Святъславличя! Седлай, брате, свои бръзыи
комони, а мои ти готови, оседлани у Курьска напереди. А мои ти куряни сведоми къмети:
подъ трубами повити, подъ шеломы възлелеяни, конець копия въскръмлени; пути имъ
ведоми, яругы имъ знаеми, луци у нихъ напряжени, тули отворени, сабли изъострени;
сами скачють, акы серыи влъци в поле, ищучи себе чти, а князю славе╩.
Тогда Игорь възре на светлое солнце и виде от него тьмою вся своя воя прикрыти.
И рече Игорь к дружине своей: ╚Братие и дружино! Луце ж бы потяту быти, неже
полонену быти. А всядемъ, братие, на свои бръзыя комони, да позримъ синего Дону╩.
Спала князю умь похоти, и жалость ему знамение заступи искусити Дону великаго.
╚Хощу бо, — рече, — копие приломити конець поля Половецкаго съ вами, русици; хощу
главу свою приложити, а любо испити шеломомь Дону╩.
Тогда въступи Игорь князь в златъ стремень и поеха по чистому полю. Солнце ему
тьмою путь заступаше; нощь, стонущи ему грозою, птичь убуди; свист зверин въста: збися
Див, кличт връху древа: велит послушати земли незнаеме — Влъзе, и Поморию, и
Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, тьмутораканьскый блъван! А половци неготовами
дорогами побегоша къ Дону великому; крычат телегы полунощы, рци — лебеди
роспужени. Игорь къ Дону вои ведетъ. Уже бо беды его пасетъ птиць по дубию; влъци
435
Владимир Жикаренцев «Дорога Домой»
грозу въсрожатъ по яругамъ; орли клектомъ на кости звери зовуть; лисици брешутъ на
чръленыя щиты. О Русская земле, уже за шеломянемъ еси!