на двухстах бумажных страницах, и создав это, он стал голосом внутри нас и нашим внутренним
зрением для того, чтобы мы могли смотреть и удивляться, и откровенно говорить о его жизни, а
потому и о нашей собственной.
В то время, тридцать лет назад, самая важная часть Берта Стайлза заключалась в желании
засесть за лист бумаги недалеко от взлетной полосы Восьмой Эскадрильи Военно-Воздушных Сил, и
сейчас, в эту минуту, эта же самая бумага перед нами - мы можем потрогать ее, познакомиться с ней
и заглянуть внутрь. Эта важная часть и есть то, что делает любого человека тем, что он есть и значит.
Чтобы лично побеседовать с Антуаном де Сент-Экзюпери, нам пришлось бы, например,
всматриваться в постоянно висящее над его головой облако дыма. Нам пришлось бы выслушивать и
беспокоиться о его воображаемых болезнях. Нам пришлось бы стоять в аэропорту и задавать себе
вопрос: не забудет ли он сегодня снизить скорость при посадке?
Но как только различные поводы не писать бывали исчерпаны, и как только Сент -Экзюпери
отыскивал свой чернильный колодец в комнатном хаосе, и когда ручка прикасалась к бумаге, он
выпускал из плена самые трогательные и чудесные мысли о полете и человеке из когда-либо
написанных. Нашлось бы немного таких пилотов, которые, читая его мысль, не могли бы кивнуть и
сказать "это правда", и которые не могли бы назвать его другом.
"Берегись этого ручейка (говорил Гилламет), он проходит по всему полю.
Пометь его на своей карте". А, я должен был помнить ту змею в траве недалеко от Мортрил!
Простираясь во всю длину среди зеленого рая запасной посадочной площадки, она лежала в
ожидании меня на расстоянии тысячи миль от того места, где я сел. При случае она превратила бы
меня в пылающие канделябры. А те храбрые тридцать овец, пасущихся на склоне холма, были
готовы обвинить меня.
Ты думаешь, что луг пустой, и вдруг - бац! В твоих колесах тридцать баранов. Удивленная
улыбка, и это все, что я мог прочитать в лице такой жестокой опасности.
Среди самых лучших писателей, описывающих полеты, мы ожидаем встретить очень
высокопарных и выражающих свою мысль на бумаге весьма сложным слогом.
Но это не так: на самом деле, чем выше мастерство писателя и чем ближе он к нам как друг,
тем проще и яснее мысль, которую он сообщает. И странно, это сообщение мы не запоминаем, мы
находим в нем то, что нам было известно всегда.
В Маленьком Принце Сент-Экзюпери раскрывает идею той особой дружбы, которая может
возникнуть между пилотами самолета и другими пилотами, пишущими о полетах.
"Вот мой секрет, - сказал лис маленькому принцу, - очень простой секрет: только сердцем
можно видеть вещи правильно: главное невидимо глазу".
"Главное - невидимо глазу", - повторил Маленький Принц, так что он, конечно же, запомнит
это. Сент-Экзюпери пишет о тебе и обо мне, о тех, кто точно так же как и он, оказались втянутыми в
полет, и мы ищем таких же друзей в его пределах. Не рассмотрев это невидимое, не распознав, что у
нас больше общего с Сент-Экзюпери и Дэвидом Гарнеттом, и Бертом Стайлзом, и Ричардом
Хиллари, и Эрнестом Ганном, чем с нашим соседом, мы оставляем их неприрученными, и тогда они