минуту, как у небольшой моторной лодки, спокойно стоящей на голубом утреннем озере.
Довольно неуклюже Гарнетт взобрался в передний отсек кабины, поправил свой кожаный
шлем и надел защитные очки от Мейфовитца, которыми он гордился, ведь это были действительно
первоклассные очки. Когда он не летает, то его шлем и очки висят на крючке прямо над камином в
Хитоне.
Я дал двигателю прогреться в течение нескольких минут, тронул вперед рукоятку скорости,
и мы, царапая землю и раскачиваясь, двинулись навстречу $+(--., c пути через все поле. У Мотылька
не было тормозов, поэтому я быстро проверил на взлете магнето, и со всей своей мощью машина
прыгнула в пространство.
Это немножко напоминало тот момент видового фильма, когда для достижения
захватывающего эффекта фильм показывают сначала черно-белым, а потом - цветным. Как только
мы оторвались от травы, солнце взорвалось лучами желтого света над всей Англией, и они как-то
странно преобразили деревья и луга в настоящие британские темно-зеленые, а аллеи - в золотые и
теплые. Я немного поиграл с аэропланом - ленивая восьмерка и крутой поворот, - но больше всего я
проделывал простые развороты и подъем на высоту тысячу футов и резкое снижение до уровня моря
ниже отвесных скал у океана, увертываясь от чаек.
Через час сгустился легкий туман и облака опустили его к земле. Мы вошли в эту серую
массу со скоростью между шестьюдесятью и семьюдесятью, с солнцем над головой - пока не
прорвались на высоту трех тысяч футов, ": над долиной пара", как бывало говорил Дэвид. Солнце
светило ярко, черные тени от шасси и провода опоясывали крылья. Мы были наедине с этим облаком
и нашими мыслями в то утро. Только случайный скользящий внизу треугольник земли должен был
напоминать нам, что где-то внизу еще существовала земля.
Наконец я заглушил двигатель и повторил полет, о котором он мне говорил раньше: ": да,
были ангары и аэродромы: (и они там были, и через две мили - наш луг). Я сделал сильное боковое
скольжение, но даже при этом произошел "перелет" при посадке, и я снова сделал круг: (и я сделал
тоже, мы были все еще на высоте двухсот футов, когда мы натолкнулись на аэродинамический
барьер): в этот раз мой подход был безупречным, а приземление удивительно мягким и
фантастическим. Я находился на земле, но эта земля была нереальной, заточенная в дымку и мягкий
солнечный свет. Реальность была высоко надо мной".
Я много летал с этим деликатным парнем, и в наше время, когда так мало настоящих друзей
и когда лишь какой-то счастливчик может насчитать их больше трех, я могу сказать, что Дэвид
Гарнетт - настоящий друг. Мы любим одни и те же вещи: небо, ветер, солнце; и когда вы летаете с
тем, кто ценит то же, что и вы, вы можете сказать, что он - друг. Кто-либо еще в этом Мотыльке,
кому наскучило небо, мог бы стать другом не больше, чем тот бизнесмен в 12-ом ряду внизу по
проходу в 707-ом, хотя мы летали вместе с ним тысячу раз.
В некотором отношении я знаю Гарнетта лучше его собственной жены, потому что ей
совершенно непонятно, почему ему хочется растрачивать время в этой шумной, продуваемой