И тут до меня вдруг дошло, что на настоящей войне все в точности так же, как в нашем
"понарошку". Пилоты участвуют в войне или в съемках фильма вовсе не потому, что им нравится
кровь, или секс, или второсортные сюжеты.
Летать - это гораздо важнее, чем сам фильм, - и гораздо важнее, чем сама война.
Наверное, мне должно быть стыдно, но я скажу: - И фильмов, и войн всегда будет
достаточно для того, чтобы мужчины могли вволю полетать на боевых самолетах.
Ведь сам я - один из тех, кто добровольно участвовал и в том, и в другом. Но я верю - когда-
нибудь, пусть через тысячу лет, нам удастся наконец построить мир, в котором для жарких сражений
останется одно- единственное место - съемочная площадка, и режиссер будет во всю глотку орать в
микрофон передатчика: - ДЫМ, ДАВАЙ ДЫМ!
Все, что для этого требуется - это наша воля, наше желание. Копии МиГов, несколько
древних Фантомов, бутафорские пушки, картонные ракеты: И тогда через тысячу лет мы сможем,
если очень захотим, снять несколько поистине великолепных лент.
Молитвы
Кто-то когда-то сказал мне: - Поосторожнее с молитвами - о чем попросишь, то и получишь.
Я подумал об этом, сообразно своей маленькой роли ввинчивая Фоккер-Д7 в кутерьму
масштабной массовой сцены воздушного боя в фильме "Фон Рихтгофен и Браун". Когда мы
разрабатывали схему мелом на доске в комнате для совещаний, все выглядело прилично и вполне
безопасно. Но теперь - в воздухе - стало страшно: четырнадцать истребителей-копий, сбившихся в
кучу в крохотном кусочке неба, каждый за кем-то гонится, кто-то теряет ориентацию и слепо несется
сквозь эту свистопляску, цветные блики солнца на раскрашенных во все цвета радуги поверхностях
крыльев и фюзеляжей, частые хлопки двигателя Пфальца, невидимо проносящегося где-то под
тобой, исчертившие небо дымные трассы и плотный ветер, густо напитанный запахом пороховой
гари фейерверков.
В то утро в живых остались все, но я по-прежнему содрогаюсь от одной только мысли о
молитвах. Потому что самой первой моей журнальной статьей, написанной двенадцать лет назад,
была статья, в которой я молился, прося для тех из нас, кто учился летать на самолетах с закрытыми
кабинами, возможности взять напрокат машину с открытым кокпитом - просто так, развлечения ради
- ": и полетать на Фоккере-Д7 с полутора сотнями вполне современных лошадок на носу". Так там
было написано. И теперь - вот он я - летный шлем, очки и шарф - пилот желто-сине-бело-зеленого
аэроплана, на фюзеляже которого красуется надпись "Fok. D7", выполненная самым настоящим
оригинальным шрифтом - в точности как писали тогда, во времена первой мировой. Я возвратился со
съемок домой, имея за плечами сорок часов на Фоккерах, Пфальцах и СЕ-5. Все, чего я просил в
своих молитвах, исполнилось, причем настолько полно, что впечатлений от подобного рода полетов
мне теперь хватит надолго.
Спустя несколько лет после того, как я помолился о Фоккере, мне как-то довелось полетать
на Малютке Джей-3 Криса Кэгла, в Мерседском аэроклубе.
Jрис только на своей Малютке налетал часов, я полагаю, не меньше тысячи. Он показал мне,