Они, должно быть, пытались еще и еще раз, эти несчастные стегозавры и бронтозавры,
напрягая все свои силы, метались, как сумасшедшие, разбрасывая во все стороны смоляные брызги,
пока закат не настигал их своим мраком, и они не становились в конце концов до того
обессилевшими, что считали за благо бросить свою затею и умереть. Вот таково и самолету в снегу,
в каких-то шести дюймах живописного снежного покрова.
С наступлением заката для пилота, очутившегося Бог знает где, альтернативой смерти
является холодная ночь наедине со спальным мешком в тени ожидания новых бурь. Но на меня эта
ловушка из снега обрушилась несправедливо. Мне некогда было с ней разбираться. Двадцать
попыток взлететь позволили мне лишь признать силу снежинки, умноженную на тысячу миллиардов.
Обильная мокрая масса превратилась в густое месиво, поглотившее шасси, брызжущее
неистовыми фонтанами на опоры и крылья моего Ласкомба, взятого напрокат.
На полных оборотах мы могли разогнаться самое большее до тридцати девяти миль в час, а
чтобы взлететь, нам необходимо было как минимум сорок пять, Динозавр атомного века, застрявший
посреди дикой природы.
Между попытками взлетать, давая остыть двигателю, я бродил по полю, хмурясь по поводу
несправедливости всего случившегося, протаптывая узкую белую взлетную полосу, размышляя о
том, придется ли мне устраивать в кабине лагерь до самой весны, или нет.
При каждой новой попытке снег под колесами слегка утрамбовывался, но в то же время по
бокам шасси выстраивались стены, образуя борозды глубиной в фут. То, как мы ерзали туда-сюда в
этих колеях, походило на попытку взлететь с помощью капризного реактивного двигателя,
привинченного к самолету.
Находясь в борозде, мы ускорялись, словно пушечное ядро, но стоило выскочить из нее на
два дюйма. - и бам! Нос самолета дергало книзу, меня в кабине бросало вперед, и за долю секунды
мы теряли десять миль в час. Миллиметр за миллиметром, думал я, мы будем прокладывать себе
взлетную полосу пока не взлетим, или же придется куковать здесь остаток зимы. Но все было
безнадежно. Если бы я был динозавром, то лег бы и умер.
Когда летаешь на самолете старой модели, то постоянно готов к тому, что время от времени
приходится делать вынужденную посадку. В этом нет ничего особенного. Это входит в правила
игры, и всякий бывалый пилот держится от мест посадки на таком расстоянии, чтобы в случае чего
можно было спланировать и посадить древнюю машину. За несколько лет полетов на мою долю
выпало семнадцать вынужденных посадок, ни одна из которых не казалась мне несправедливой, к
каждой из которых я был более или менее готов.
На этот раз все произошло иначе. Ласкомб, на котором я летел теперь, с трудом можно было
отнести в разряд антиквариата; он обладал более высокими показателями, чем ультрасовременные
самолеты, превосходящие его по количеству лошадиных сил: двигатель Ласкомба считался одним из
самых надежных в мире. В этот раз я летел не ради удовольствия или тренировок, я летел по делам
из Небраски в Лос-Анжелес и обратно. Мой полет почти уже подошел к концу и на вынужденную