хронометра прошла через отметку 03: 00. В диспетчерской, конечно же, было темно, но это была
темнота совсем иного рода, чем та, из которой я только что пришел. Ту темноту любой м ог
использовать, как ему вздумается - для честных дел или для преступных, или для ведения войны, об
угрозе которой кричат газеты.
Темнота в этом замке из стекла и стали была особой. От всего, чего она касалась, веяло
духом профессиональной необходимости - хронометр, тихо шипящие радиоприемники,
выстроившиеся в ряд вдоль одной из стен, безмолвное скольжение бледно-зеленой линии радара, без
устали подметающей горизонт. Эта профессиональная темнота раскинулась над миром тех, кто
летает на самолетах.
В ней не было никакого злого умысла, никто под ее покровом не собирался сбивать самолеты
или мешать их полету. Это была просто обычная рабочая темнота. Радиомаяк, с деловым жужжанием
вращающийся над нашими головами, не собирался вступать с ней в бой, он просто отмечал на
темной карте то место, где есть посадочная площадка.
Двое операторов, дежуривших в эту могильно-темную смену, ждали меня.
Они, на миг разгоняя темноту оранжевыми огоньками сигарет, по очереди протянули мне
руку.
- Что привело тебя сюда в такое время? - тихо спросил один.
В эту смену все разговоры велись полушепотом, словно чтобы не разбудить город, который
спал у нас за спиной.
- Мне всегда было интересно, как это, - ответил я.
Другой диспетчер рассмеялся, опять-таки вполголоса.
- Ну вот, теперь ты знаешь, - сказал он. - На примере этой минуты можно хорошо
почувствовать, как здесь всю смену.
В динамиках продолжал едва слышно потрескивать эфир, а бледная линия радара
бесконечно ходила по кругу, без малейших признаков усталости.
Аэропорт замер в ожидании. В эту минуту, где-то там, в усыпанном звездами ночном небе,
упорно пробивался вперед авиалайнер, нацелившись своим носом на площадку, которую защищала
наша стеклянная крепость. Он даже не появился еще на дальнозорком оке радара, но с нами
заговорил его командир, справляясь о метеоусловиях и перелистывая при этом бумаги в своем
планшете в поисках посадочных карт. Его двигатели мерно гудели там в темноте, и стрелки
приборов расхода топлива были почти на нуле, подтверждая, что полет был долгим.
Но в диспетчерской воздух был тих и спокоен. Голубые звезды огней, обрамляющих
рулежные дорожки, застыли неподвижно-правильными созвездиями.
Они готовы были повести за собой любого пилота, если бы ему вздумалось в такое время
выруливать на полосу.
Вдруг внизу на стоянке легких самолетов вспыхнул фонарик. Его короткий луч желтым
глазом лег на бетон. Затем глаз прыгнул вверх и оказался на стройном фюзеляже Бонанзы, нащупал
дверцу и исчез в глубине кабины. Через мгновение он снова появ ился, и на долю секунды я увидел
силуэт пилота, который с фонариком в руках ступил вниз с крыла.
Диспетчеры продолжали вполголоса беседу о том, где они побывали и что видели. А я
зачарованно следил за светом фонарика. Куда направляется этот пилот? Почему он решил пуститься
в путь так задолго до восхода солнца? Он здесь транзитом, и теперь направляется домой, или
наоборот, здесь его дом, а он собрался в чужие края?