деле не являются. Сразу же вспоминаются слова отца Феликса,
адресованные французским академикам пятьдесят лет тому назад, и с тех
пор практически вошедшие в поговорку.
"Джентльмены, - сказал он, - вы упрекаете нас в том, что наши учения
состоят сплошь из загадок. Но какую бы науку вы ни создали, долетев на
мощных крыльях ее умопостроений ... до самых ее истоков, вы лицом к лицу
столкнетесь с неведомым!"
Но теперь для того, чтобы раз и навсегда покончить с этим спорным
вопросом, мы намерены доказать, что современная наука, благодаря,
главным образом, физиологии, и сама уже стоит на пороге открытия
универсального характера сознания; и "мечты" Эдисона, таким образом, скоро станут явью. Но перед этим мы хотели бы сперва показать, что хотя
эта вера затянула уже многих людей науки, не многие из них отваживаются
открыто в этом признаться, как, это сделал, например, покойный д-р
Пирогов из Санкт-Петербурга в своих посмертных "Мемуарах". Эта
публикация великого хирурга и патологоанатома, без сомнения, вызвала
настоящий рев возмущения в стане его коллег. А как же иначе?
Общественность немедленно пожелал узнать: как он, проф. Пирогов,
которого она считала чуть ли не образцом европейской образованности,
как он мог верить в эти предрассудки полупомешанных алхимиков?! Он,
человек, который, по словам его современника, "был само воплощение
точной науки и точных методов мышления; человек, который разрезал за
свою жизнь сотни и тысячи человеческих органов и ориентировался во всех
секретах хирургии и анатомии так же хорошо, как мы сами ориентируемся
в знакомой обстановке собственной комнаты; ученый, для которого в
физиологии не было тайн, и к которому более чем к кому бы то ни было
из людей, Вольтер был бы вправе обратиться со своим ироническим
вопросом: не нашел ли он там где-нибудь между мочевым пузырем и слепой
кишкой бессмертную душу? - и этот самый Пирогов, как выяснилось после
его смерти, посвятил целые главы своего литературного завещания своим
научным аргументам. ..." ("Новое Время", 1877)
- в пользу чего? Оказывается в пользу существования в каждом организме
особой "ЖИЗНЕННОЙ СИЛЫ", не зависящей ни от каких физических, или
химических процессов. Подобно Либигу (Liebig), он признавал поруганную
и подзапретную идею однородности природы - Жизненный Принцип - ту самую
гонимую, злосчастную телеологию, или науку о первопричине вещей,
которая, если верить имперским и королевским академиям, является столь
же философичной, сколь и ненаучной. Однако же его смертный грех в глазах
догматической современной науки заключался в следующем: великий анатом
и хирург имел дерзость заявить в своих "Мемуарах" следующее:
"У нас нет причин не допускать возможность существования организмов,
наделенных такими качествами, которые бы позволяли видеть в них
непосредственное воплощение вселенского разума, совершенство,
недоступное нашему разуму (человеческому) ... Поскольку у нас нет
никакого права утверждать, что человек есть наивысшее выражение
божественной творческой мысли".
www.ezobox.ru
Такова основная суть ереси человека, принадлежавшего к числу самых