Vixi, et quem dederet cursum fortuna, peregi;
Et nunc magna mei sub terras ibit imago.
(Virgil, Aeneid, lib. IV, 653-654).
Сабин и Сервий Гонорат Мавр — ученый комментатор Виргилия, живший в VI столетии —
утверждали, по свидетельству демонолога Дельрио (кн. II, гл. XX и XXV, с. 116)231, что человек состоит,
помимо души, из тела и тени (умбра). Душа восходит к небесам, тело распыляется, а тень погружается в
Гадес. «...Призрак, — говорят они, — umbra seu simulacrum — не является настоящим телом: это всего
лишь образ тела, к которому невозможно прикоснуться рукой, ибо он неуловим, подобно дыханию».
Гомер описывает такую тень на примере призрака Патрокла, который, хотя и погиб, сраженный
рукою Гектора, все-таки: «Здесь — его лицо, и голос, и кровь, что все еще из ран его сочится» (см.: Iliad,
XXIII, 65-68; также Odyssey, XI, 468). Древние греки и римляне разделяли душу на две части: anima
bruta и anima divina, первая из которых названа у Гомера животной душой, образом и жизнью тела, а
вторая — бессмертной и божественной.
Что же касается нашей камалоки, то Энний, по словам Лукреция, «увидел образ священных сфер в
Ахерузии, где не живут ни наши тела, ни наши души, но только наши подобия, чья мертвенная
бледность наводит страх!» Именно в окружении этих теней к нему явился божественный Гомер,
обливаясь горькими слезами, как будто боги сотворили этого великого человека едино лишь для
вечного страданья. Именно из глубин этого мира (камалоки), вечно алчущего сближения с нашим,
оставшаяся в нем третья часть великого поэта — его призрак — вещала Эннию о тайнах природы...
Пифагор и Платон тоже подразделяли душу на две характерные части, независимые друг от друга:
одна — разумная душа, или λόγον, и другая — неразумная, ἄλογον. Последняя, в свою
очередь, тоже делилась на две части, или аспекта: θυμιχὸν и ἐπιθυμιχὸν; так что
если добавить ко всему этому еще божественную душу, и ее дух, и тело, то получатся как раз те самые
семь принципов теософии. То, что Виргилий называет imago («образ»), Лукреций именует словом
simulacrum («подобие») (см.: De Rerum Natura, Bk. I, 123), но и то, и другое суть варианты названия
одного и того же — астрального тела.
Таким образом, мы находим у древних сразу два однозначных подтверждения истинности нашей
эзотерической философии: а) астральный или материализованный образ умершего на самом деле не
является ни душой, ни духом, ни телом оного, но только его тенью, что полностью согласуется с нашим
собственным определением этого образа — «оболочка»; и б) если только оболочку или какую-то вещь
одушевляет не сам бессмертный Бог (ангел), она никак не может быть духом, то естьдушойили
истинным, духовным Эго некогда жившего человека, ибо дух возносится, а астральное тело (если
только это не тело живого человека) не может подняться выше земного, привязанного к земле Эго, или
неразумной оболочки. Следовательно, Гомер был прав, когда заставил Телемаха, увидевшего Улисса,
представшего перед своим сыном после долгого отсутствия, воскликнуть с недоверием:
Нет, ты не мой отец; ты — демон,