"Лейбниц был философом и, как таковой, он усвоил некоторые первичные принципы, склонившие его в пользу некоторых заключений, и его открытие, что внешние вещи являлись субстанциями, одаренными силою, было тут же употреблено с целью приложения этих принципов. Одним из этих принципов был закон непрерывности, убеждение, что весь мир был соединен, что не существовало ни пробелов, ни пропастей, которые не могли бы быть соединены. Противоположение протяженных, думающих субстанций было ему невыносимо. Определение протяженных субстанций уже невозможно было поддерживать; естественно, что подобный же запрос был сделан в отношении определения разума, мыслящей субстанции."
Разделения, сделанные Лейбницем, как бы' ни были они неполны и ошибочны, с точки зрения Оккультизма, обнаруживают, тем не менее, дух метафизической интуиции, до которой ни один ученый, ни Декарт, ни даже Кант, никогда не достигали. Для него существовала бесконечная градация мысли. "Лишь малая часть содержания наших мыслей, говорил он, достигает до ясности апперцепции, "в свете совершенного сознания". Многие остаются в спутанном или затемненном состоянии, в состоянии "ощущаемости"; но, тем не менее, они существуют. Декарт отрицал душу в животном, Лейбниц, как и оккультисты, одарял "все творение мыслящей жизнью, которая, согласно ему, была способна к бесконечным градациям". И это, как правильно замечает Мерц:
"Тотчас же расширило царство мыслей жизни, уничтожая противоположение одушевленной и неодушевленной материи; оно сделало еще больше - оно воздействовало и повлияло на понятие материи, протяженной субстанции.
Ибо стало очевидным, что внешние или материальные вещи являют свойство протяженности лишь для наших чувств, но не для наших мыслящих способностей. Математик, чтобы вычислить геометрические фигуры, был вынужден разделить их на бесконечное число бесконечно малых частей, а физик не видел границ делимости материи на атомы. Масса, посредством которой внешние вещи, казалось, наполняли пространство, была свойством, которое они приобретали лишь в силу грубости наших чувств... Лейбниц, до некоторой степени, следовал этим рассуждениям, но он не мог удовлетвориться предположением, что материя состояла из конечного числа очень малых частиц. Его математический ум принудил его продолжить это рассужде _ ние ad infinitum. И что стало тогда с атомами? Они утратили свою протяженность и удержали лишь свойство сопротивления; они оказались центрами силы. Они были низведены до математических точек. . . Но если их протяженность в пространстве являлась ничем, то тем полнее была их внутренняя жизнь. Предполагая, что внутреннее существование, подобное человеческому разуму, есть новое измерение, не геометрическое, но метафизическое измерение. . . низведя геометрическое протяжение атомов к нулю, Лейбниц одарил их бесконечною протяженностью в направлении их метафизического измерения. Потеряв их из поля зрения в мире пространственном. разум вынужден нырнуть в метафизический мир, чтоб найти и понять истинную сущность того, что появляется в пространстве просто, как математическая точка... Как конус стоит на своей точке, или, как перпендикулярная прямая линия пересекает горизонтальный план лишь в одной математической точке, но может бесконечно продолжиться в высоту и глубину, так же и сущности вещей истинных имеют лишь существование точки в этом физическом мире пространства; но имеют бесконечную глубину внутренней жизни в метафизическом мире мысли"^").