терапевтическую процедуру, применявшуюся в моих клинических исследованиях в Праге.
Когда началось это исследование, об ЛСД и его терапевтическом потенциале было известно
очень мало. Цель исследования была в выяснении, может ли ЛСД быть полезен в диагностике
личности и терапии эмоциональных нарушений. Так как этот проект был пилотным
исследованием, предназначенным для накопления новых наблюдений, на ранних этапах он
сочетал
терапевтические
усилия,
основанные
на
конвенциональном
понимании
психотерапевтического процесса, с первыми шагами в совершенно новом мире клинических
феноменов. Так, по мере продвижения исследования лечебная техника развивалась и
постоянно изменялась. Изменения в терапевтическом подходе отражали мой растущий
клинический опыт, более глубокое понимание эффектов ЛСД и немедленное вдохновение,
которое давали разные неожиданные наблюдения. В следующем тексте я вкратце выделю
главные тенденции и стадии развития новой терапевтической техники.
Когда я начал проводить терапевтические ЛСД сеансы с психиатрическими пациентами,
будучи увлеченным и убежденным психоаналитиком, я автоматически выбрал классическую
фрейдистскую позицию. У меня не было никаких сомнений в концептуальных рамках
психоанализа и действенности его терапевтической техники. Моей целью было изучение
возможности усилить и ускорить психоаналитический процесс, который казался мне
интеллектуально совершенным в теории, но весьма неэффективным на практике. Я надеялся,
что использование ЛСД в качестве дополнения к терапии даст более впечатляющие
результаты, чем классический анализ, требующий годов усердной работы и дающий
относительно скудные результаты при огромных вложениях времени и энергии. Однако в ходе
моих исследований ЛСД ежедневные клинические наблюдения заставляли меня радикально
отойти не только от терапевтической техники психоанализа, но также и от его концептуальной
системы и базовой философии.
В первых проводимых мной ЛСД сеансах я просил пациентов лежать на кушетке, а я
сидел в кресле у изголовья, чтобы им не было меня видно. Я надеялся получать почти
безостановочные отчеты об их ЛСД переживаниях и периодически предлагать интерпретации.
Но вскоре стало очевидно, что такая позиция не подходила для ЛСД психотерапии, и я не смог
придерживаться еѐ дольше нескольких сеансов. Природа переживания и процесса, похоже,
была несовместима с фрейдовской техникой и требовала более человечного подхода,
искренней поддержки и личной вовлеченности. Сперва я поставил кресло сбоку от кушетки, а
позже всѐ чаще покидал его, чтобы присесть на край кушетки, входя в прямой физический
контакт с пациентом. Контакт варьировался от простой поддержки вроде держания за руку,
поддерживающих прикосновений или качания на руках до глубокого массажа, маневров из
биоэнергетики
или
психодраматического
разыгрывания
борьбы.
Из-за
моего
психоаналитического образования переход от отстраненного подхода к прямому участию в
процессе происходил постепенно и не без сопротивления и конфликта. Оказалось очень
уместным дать эту степень поддержки субъектам, страдающим от чрезвычайных