– Я надеюсь, – сказала Лесли. – Я верю в него, он не искал оправданий, а хотел стать другим!
– Мне всегда казалось, что люди, рожденные друг для друга, любят, не ставя своим возлюбленным никаких условий, и ничто на свете не может их разлучить.
– Не ставя условий? – переспросила Лесли. – А если я без всякой причины вдруг стану жестокой и нетерпимой, если начну измываться над тобой, ты будешь меня все так же страстно любить? Если я начну с тобой драться, исчезать на недели, если буду спать со всеми подряд, напиваться и проиграю в карты все наши деньги, ты все так же будешь передо мной благоговеть?
– Если так, то моя любовь может довольно быстро испариться, – ответил я. «Чем больше нам угрожают, – пришло мне на ум, – тем меньше мы любим». – Интересно получается: любить не ставя условий, все равно, что отвернуться от того, кто с тобой рядом, и не смотреть , что он делает! Выходит, такая слепая любовь – это безразличие.
Она кивнула.
– Я тоже так думаю.
– В таком случае, пожайлуста, поставь мне побольше условий, – попросил я, – и люби только тогда, когда я лучше всех на свете, а если я забываю о тебе или становлюсь занудой, то тут же начинай ко мне остывать.
Она рассмеялась.
– Ладно. Ты – тоже.
Мы на прощание заглянули в комнату. Другой Ричард все еще болтал по телефону.
– Почему бы в этот раз тебе не попробовать самому поднять Ворчуна в воздух? – спросила Лесли. – До того, как мы вернемся домой, ты должен почувствовать, что это у тебя получается.
Я все себе ясно представил – вот ручка газа нашего невидимого гидросамолета, вот я берусь за нее и тяну…
Ничего. Окружающий мир остался совершенно неподвижен.
– Ну, Ричард, – воскликнула она, – это очень просто. Сосредоточься!
Но не успел я последовать ее совету, как все вокруг привычно задрожало она взялась за дело сама.
– Постой, дай мне еще раз попробовать, – попросил я.
– Конечно, любимый, —сказала Лесли. – Давай еще разок. Запомни, главное надо хорошенько сосредоточиться…
В эту секунду мы поднялись в воздух, и под нами зашумело море. Тут Лесли сбросила газ, мотор захлебнулся, снова взревел, но было уже слишком поздно.
Наш Ворчун на мгновение замер в воздухе и камнем рухнул вниз.
Я успел подумать, что посадка выйдет не из легких, а затем мы врезались в воду, и в кабине словно взорвалась бомба.
Ремень безопасности лопнул, как паутинка, – чудовищная сила выбросила меня наружу через лобовое стекло. Когда я, задыхаясь, добрался до поверхности, наш гидросамолет погрузился уже метров на пятнадцать.
Нет! Закричало все во мне. Нет! НЕТ! Я нырнул в гирлянду пузырей пара, рожденную раскаленным двигателем, туда, где смутно белел наш красавец Ворчун. Глубина сдавила уши, стонал умирающий самолет. Я оторвал искареженную дверцу кабины, отстегнул безвольное тело Лесли, ее золотистые волосы и белоснежная блузка колыхались, как в замедленном кино, и начал подниматься с ней к поверхности, туманно мерцавшей высоко над нами. Она мертва. Нет, нет, нет. Я хочу умереть, утонуть, остаться здесь навсегда!
В душе боролись отчаяние и самообман: а вдруг она еще жива? Вдруг ее еще можно спасти?
Она мертва.
Я должен попытаться ее спасти!