Nднако некоторые из них, несомненно, боятся столкновений в воздухе. Не раз гусиный клин
бывал испорчен группой из четырех-пяти птиц, слишком отделившихся от остальных и
растянувшихся по всему небу. Добавьте к этому кряканье остальных, призывающих сомкнуть ряды,
и получится картина откровенно небрежного полета. Неудивительно, что охотники попадают в них
из ружей.
Малообещающий с виду пеликан является едва ли не кандидатом в сферу высшего пилотажа.
Он может выполнить изящный переворот через крыло, однако он при этом не выполняет главное
условие маневра: не выходит из пике. Он, по-видимому, даже не пытается освоить этот выход и
влетает в воду, вздымая целый гейзер белых брызг.
Итак, вернемся к чайке. Можно найти оправдание пеликанам и гусям, малиновке и
крапивнику, но чайка просто создана для воздушной акробатики.
Взгляните на эти характеристики: 1. Сильные крылья и лонжероны, обладающие
необходимыми пропорциями.
2. Слегка неустойчивый корпус.
3. Высокое ограничение числа Маха.
4. Низкая скорость потери подъемной силы.
5. Приспосабливание к переменчивым условиям.
6. Исключительная маневренность.
Но все эти факторы бесплодны, потому что чайка не проявляет в своих полетах
настойчивости. Она довольствуется тем, что всю свою жизнь летает, повторяя основные приемы,
заученные в первые пять часов, проведенных ею в воздухе. Поэтому, хотя я и любуюсь чайкой, тем,
как свободно она летает, но если бы мне пришлось пожертвовать духом настойчивого поиска ради
того, чтобы поменяться с чайкой местами, я в любой день и час предпочел бы свою шумную кабину.
Пленник технической страсти. Спасите!
Что-то, должно быть, было не так с самого начала, когда я еще учился летать. Я помню, как
одно время я верил, что эти маленькие машины действительно поднимаются в воздух прямо с земли,
что вот они твердо стоят на земле, как бильярдный стол, автомобиль или тележка продавца жареных
сосисок под ярко раскрашенными тентом, а уже в следующее мгновение они в воздухе, и ты стоишь
под ними у изгороди аэропорта, а они пролетают прямо над твоей головой и совершенно ничто их не
связывает с землей, совершенно ничто.
Это было трудно осознать, трудно принять. Я ходил вокруг самолета, прикасался к нему,
постукивал по его обшивке, пытался легонько покачать его за кончик крыла, - нет, он просто
оставался стоять, где стоял: "Видишь, студент? Я ничего в рукавах не прячу. Никаких хитрых
приспособлений, никаких трюков, никаких тайных веревочек. Это настоящее волшебство, студент. Я
могу летать".
Я не мог в это поверить. Возможно, я еще и сегодня в это не верю. Но я хочу подчеркнуть,
что в этом было что-то невероятное, ужасно таинственное, мистическое и потустороннее. Может
быть, так я и загнал себя в этот угол, где теперь сижу и откуда не могу выбраться.
Дела идут все хуже и хуже. Для меня в полете не осталось ничего само собой
разумеющегося, ничего привычного и повседневного. Я не могу просто приехать в аэропорт,
забраться в свой самолет, запустить двигатель, взлететь, направиться куда-то, там приземлиться, и на
этом все. Мне бы очень хотелось это сделать. Я отчаянно пытаюсь это сделать. Я завидую пилотам,