Когда "Фагот" пришел за шляпкой, я ядовито спросила: "И это и есть все ваши запатентованые мучения?". "Дело в том, – ответил патронирующий меня Демон как-то смущенно, извиняясь, – что с 1880 года нам запретили применять физические мучения. Только моральные страдания…"
Потом ко мне подсаживают "соседку": молодая чернокожая девушка в жутко дурном настроении. Оказывается, что она жила в Америке, служила в армии, но ни в каких военных действиях никогда не участвовала. Сидит с ногами на кровати, и пытается наскрести хоть каких-то грехов, чтобы обосновать свое нахождение здесь. Надо сказать, что даже с учетом самых строгих моральных правил перечень получается довольно-таки жалкий. "Ты появилась здесь, видимо, не за свои грехи, а чтобы я страдала от такой соседки-зануды" – сказала я что-то в этом роде.
Через некоторое время я предложила ей побег. Выйти из здания оказалось довольно-таки просто: дверь оказлась не запертой, в коридоре никого не было, а выход из здания – совершенно свободных. Перед главным входом – насоящий "майдан незалежности": огромная площадь, полная людей. Идет нечто вроде "записи и регистрации", или "заселения" туристической группы. Только людей видимо-невидимо, и "заселение" идет со скрипом, с очередями, заторами и вытекающими из этого склоками. Пройдя через площадь, мы "завербовали" на побег еще несколько человек.
За "майданом" оказалась сосновая роща, мы шли по просеке, когда кто-то пустил слух: "нас хватились, и теперь ищут". Я веду народ прятатся в обнаружившийся у дороги роскошный особняк: "вряд ли Сам будет искать нас в собственном доме!". Так мы и сделали.
Интерьер оказался роскошным, в викторианском стиле. Мы решили ничего там не брать: "если нам удастся уйти, у них не будет оснований вернуть нас обратно. А вот если мы что-либо возьмем, то они воспользуются возможностью привлечь нас по уголовной статье". Однако любопытсво – еще не уголовщина, и я решила хотя бы посмотреть, что там есть интересного. Я обнаружила мешок старинных монет, и что куда более интересно, шкатулку. В ней – удивительной красоты перстень, с крупным рубином в окружении двух сапфиров, флакон для духов из темно-красного стекла, усыпанный камнями, и золотые карманные часы в белом, эмалевом футляре: сдержано, но очень стильно декорированы. Я расстроилась, что не могу их взять…
Тем временем, у нас неприятности: "они закрыли ворота, как нам теперь вырваться?". В разгар бурного обсуждения входит "американка": оказывается, она познакомилась на площади с цыганами, которые обещали нас переодеть, и под видом своих вывезти за территорию, если мы найдем и вынесем им мешок с монетами!".
В холле наша группа беглецов, смешавшись с цыганами, переодевается в цыганок. Я, тем временем, беру и завязываю мешок с монетами: мы договорилсь, что часть отдам стразу, часть – за воротами, последнюю часть – "в городе". Уже собираясь уходить, мелькает мысль: "раз уж мы все равно украли монеты – не все ли равно?" Я возвращась к шкатулке, и втихоря сгребаю ее содержимое. Перстень надеваю на палец, а часы и флакончик прячу в левый нагрудный карман моего любимого, старого-престарого кожаного пиджака, который давно не решаюсь носить из за крайней ветхости, но не собираюсь выбрасывать из великой любви.