Не является ли эта тайна чем-то таким, что известно каждому как ощущение чего-то непостижимого? Это не желание, которое создает тайны, это — ощущение, что в моей жизни, помимо моего страдания, помимо моей смерти, моей ревности, моей тревоги — помимо всего этого присутствует великая тайна жизни, ощущение, которое знакомо каждому. — Верно?
Бом:Мне кажется, что в какой-то степени каждый это ощущает. Возможно, человек с этим чувством рождается, но постепенно его застилает туман обусловленности.
Кришнамурти:А есть ли в человеке та жизненная сила, та интенсивность чувства, которая избавила бы его от этого? Это рискованный вопрос, потому что он мог бы означать, что «Бог в нас».
Бом:Это не совсем так, но какой-то намек на это угадывается. Я думаю, что у детей это ощущение присутствия тайны более сильно выражено, особенно в раннем возрасте.
Кришнамурти:Вы думаете, современные дети это ощущение имеют?
Бом:Не знаю, возможно, в меньшей степени. Видите ли, жизнь в современном городе должна оказывать плохое действие.
Кришнамурти:Разумеется.
Бом:Существует много причин. Одна из них — отсутствие контакта с природой; я думаю, что любое общение с природой дает это ощущение тайны.
Кришнамурти:Да.
Бом:Если вы глядите, например, в ночное небо.
Кришнамурти:Но звезды ученые объясняют.
Бом:Да, понимаю.
Кришнамурти:Кусто объясняет океан; все получает свое объяснение.
Бом:Да, нам внушили, что в принципе мы можем знать все.
Кришнамурти:Так знание становится проклятием. Видите ли, восприятие не имеет ничего общего со знанием. Истина и знание не идут вместе; знание не способно вместить всей огромности тайны.
Бом:Да, я думаю, если мы возьмем маленького ребенка, то он мог бы хранить тайну где-то среди того, чего он не знает. Он мог бы поместить ее на дно океана или куда-то еще во внешнем пространстве, подальше от того места, где он находится; но потом он узнает, что люди уже побывали везде. Следовательно, все сделано для того, чтобы у него возникло ощущение полного отсутствия тайны.
Кришнамурти:Да, все это так несерьезно.
Бом:В этом заключается опасность нашей эпохи, — она создает у нас впечатление, что мы, более или менее, знаем все. По крайней мере, у нас есть основная идея всей схемы, за исключением разве лишь отдельных деталей.
Кришнамурти:Как-то вечером я слушал Броновского, «Восхождение Человека». Он объясняет все.
Бом:Первоначальным импульсом было стремление проникнуть в эту тайну, и это был импульс науки. Но она почему-то уклонилась от верного пути. Она создает лишь видимость объяснения тайны.
Кришнамурти:Разрешите спросить: у вас как серьезного ученого есть это ощущение тайны?
Бом:Я думаю, да. Но, видите ли, такое ощущение у меня было всегда.
Кришнамурти:А вот сейчас, во время нашей беседы, не становится ли оно более интенсивным? Не потому, что это интенсивно чувствую я, — это совершенно другое, тогда это было бы влиянием и пр. Но, беседуя о чем-то, мы открываем дверь.
Бом:Да. Я думаю, что моя личная обусловленность в значительной степени связана со стремлением противиться самому этому понятию тайны, хотя нынешняя наука, как я считаю, идет в неверном направлении.
Кришнамурти:Но с тем, что существует тайна, соглашаются даже ученые.
Бом:Да, в каких-то пределах. Основная позиция такова, что рано или поздно тайна будет раскрыта.
Кришнамурти:Раскрыта, объяснена в виде поверхностной отговорки.