Храмам древних времён свойственны странная красота и мощь. Кажется, что они рождены из самой земли. Храм этот был почти также стар, как человечество; божества, находившиеся в нём, были облачены в шелка и увиты гирляндами; их пробуждали ото сна песнопениями, благовониями, звуками колокольчиков. Казалось, благовония, сжигавшиеся в течение многих прошлых столетий, пропитывают весь храм, такой огромный и занимающий, должно быть несколько акров.
Похоже, люди шли сюда со всех концов страны, и богатые и бедные, но только лица определённого класса допускались в само святилище. Вы входили туда через низкую каменную дверь, переступая через парапет, стёртый от времени. Снаружи святилища стояли каменные хранители, а когда вы входили во внутрь храма, там оказывались жрецы, обнажённые до пояса, торжественные, величественные, поющие гимн. Все они были довольно полными людьми, с большими животами и с тонкими руками. Их голоса были хриплыми, ведь пели они эти гимны уже много лет; Бог или Богиня был почти бесформенным. Должно быть, когда-то было и лицо, но черты его почти стёрлись. Драгоценным украшениям, должно быть, не было цены.
Когда пение прекратилось, воцарилось молчание, как если бы сама Земля прекратила своё вращение. Солнечные лучи не проникали сюда, и свет давали только фитили, горевшие в масле. Эти фитили закоптили потолок, и всё было погружено во тьму, полную тайны.
Всем богам нужно поклоняться в темноте и в тайне, иначе они просто не существуют.
Когда вы выходили на яркий свет солнца и глядели на синее небо и на высокие, колеблемые ветром пальмы, вам было непонятно, почему это человек поклоняется самому себе в виде образа, который он сам сделал собственными руками и умом. Страх и такое восхитительное синее небо казались такими далёкими друг от друга.
Это был молодой человек, опрятный, с резкими чертами лица, блестящими глазами и быстрой улыбкой. Мы сидели на полу в небольшой комнате; окна её выходили в маленький сад. Сад был полон роз, от белых до почти чёрных. На ветке, головой вниз, висел попугай с блестящими глазами и красным клювом; он глядел на другую, гораздо меньшую птичку.
Он говорил по-английски довольно хорошо, но в подборе слов был несколько нерешителен и в этот момент выглядел серьёзным. Он спросил: «Что такое религиозная жизнь? Этот вопрос я задавал нескольким гуру, и все они давали мне стандартные ответы. Мне хотелось бы, если можно, задать этот вопрос вам. У меня была хорошая работа, но поскольку я не женат, я оставил её, так как я глубоко увлечён религией и хочу выяснить, что значит жить религиозной жизнью в столь безрелигиозном мире».
– Вместо этого вопроса, что такое религиозная жизнь, не лучше ли спросить, если позволите предложить, что такое жизнь? Тогда, быть может, мы сумеем понять, что такое подлинно религиозная жизнь. Так называемая религиозная жизнь различна от страны к стране, от секты к секте, от верования к верованию, и человек страдает от пропаганды организованных религий и их особых интересов.
Если мы сможем отставить всё это в сторону – и не только верования, догмы и ритуалы, но также респектабельность, которая вовлечена в культуру религий, – тогда, может быть, мы смогли бы выяснить, что такое религиозная жизнь, не затронутая мыслью человека.