Так как время описываемых в письме событий четко датируется концом 30-х годов X века, то, видимо, придется отнести летописного Игоря к варяжским конунгам, а не славянским князьям, а дату «славянского переворота» несколько отсрочить
[117]. Но последовательность событий именно такова, что будет видно, если мы от толкования текста перейдем к изучению панорамы событий. Этот подход дает необходимые коррективы.
В том, что летописец отразил древнюю историю Руси неадекватно и факты учел выборочно, мы уже убедились. Но он дал уязвимую концепцию. В 879 году на престол Руси вступил Игорь «детеск вельми». Допустим, что ему было два года: значит, его год рождения – 877 или, может быть, ранее, но не позже. В 903 году он женился на Ольге; той было по летописи 10 лет [29, т. I, с. 262]. В 942 году у Игоря и Ольги родился первенец – Святослав. Игорю минимум 65 лет, Ольге – 50 лет. Не странно ли?
Очевидно, принимать данные летописи следует не буквально. Вероятнее считать, что 65-летнее «царствование Игоря Рюриковича Старого» – это определенный период господства норманнской династии конунгов, которая потерпела полное поражение в войнах и с иудейской Хазарией, и с христианской Византией, и с мусульманской державой Марзубана ибн-Мухаммада (Мусафарида) [4, с. 127—128] в Арране. Все эти неудачи не могли не разочаровать славян в способностях их западных соседей, поэтому после 945 года мы видим на золотом столе киевского князя со славянским именем – Святослав. То, что псковитянка Ольга приходилась ему родной матерью, несомненно, но был ли он действительно «Игоревич», – крайне сомнительно. Если же отчество его правильно, то этот Игорь был тезкой Игоря Рюриковича, соратника Олега, если тот действительно существовал.
Со сменой династии сменилась и внешняя политика Киевской Руси. Правительство Ольги и Святослава заключило военные союзы с Византией, печенегами и торками
[118], ликвидировало сопротивление вятичей и в 965 году завершило освободительную войну разгромом Итиля, взятием Семендера и перестройкой хазарского Саркела в русскую Белую Вежу.
Теперь вернемся к летописному тексту о хазарской дани и посмотрим, что в нем правильно, а что искажено. То, что поляне по смерти Кия «быша обидимы древлями и иными околными» [29, т. I, с. 16], вымысел, направленный на то, чтобы приписать величие Киева варяжским конунгам.
Сам факт выдачи мечей победившим хазарам похож на правду, несмотря на искаженную датировку. Может возникнуть сомнение из-за того, что Песах потребовал, чтобы поляне или русь шли воевать против греков без мечей,– это бессмысленно. Но Песах и не был заинтересован в успехе похода; то, что русичи отбивались копьями от греческого огня, его устраивало.
Однако заключительная сентенция («си имуть имати дань на насъ...» [29, т. I, с. 16]) – чистая демагогия. В начале XII века, когда игумен Выдубицкого монастыря Сильвестр составлял «Повесть временных лет», русская земля даже не граничила с Хазарией. Хотя удачная война Владимира Мономаха с половцами отодвинула границы Руси к Дону, но за Доном жили «дикие» половцы, отделявшие Русь от Хазарии. К XII веку Хазария, лишенная иудейской общины, превратилась в маленькое мусульманское княжество со столицей в городе Саксине, в дельте Волги.