– Чтò ж такое в этом странного? Ведь бабу
чарвака[226]и поэтому говорит лишь то, чтò тебе скажет всякий другой
чарвака.
– Но ведьчарвакиврут! Есть и другие, которые верят, что настоящий человек не есть его физическая оболочка, а заключается в его разуме, в седалище его самосознания… А разве может самосознание покинуть душу даже после нашей смерти?
– Вего случаеможет, – отвечал также хладнокровно такур, –потому что он искренно и твердо верит в то, чтò теперь проповедует.
Нараян бросил удивленный, полный смятения взгляд на такура, а бабу, побаивавшийся последнего, окинул нас торжествующей улыбкой.
– Но как же так?… Ведь веданта учит, что «дух Духа» бессмертен и душа человеческая не умирает в Парабрахме… Разве есть исключения?…
– В основных правилах духовного мира исключений не может быть, но есть правила для зрячих и правила для слепых.
– Это я понимаю; но в таком случае, как я ему и сказал, его «полное и окончательное исчезновение самосознания» не более, как аберрация слепого, который, не видя солнца, отрицает его… но узрит его духовными глазами после смерти…
– Ничего он не узрит. Отрицая его при жизни, он не увидит его и за гробом.
Заметив, что Нараян страшно волнуется и что даже мы оба с полковником уставились на него в ожидании более определенного ответа, такур, очевидно, нехотя продолжал:
– Ты говоришь о «духе Духа», об атмане, и смешиваешь дух с душой смертного, то есть сманасом. Дух, без сомнения, бессмертен, ибо он без начала и стало быть без конца. Но речь идет теперь не о духе, а о человеческой, сознающей себя душе; ты ее смешиваешь с первым, а бабу отрицает и то, и другое, как дух, так и душу. Вы оба не понимаете друг друга.
– Его-то я понимаю, но…
– Не понимаешь меня?… Постараюсь высказаться яснее. Вся суть твоего вопроса приводится к следующему: ты желаешь узнать, возможна ли, даже в случае закоренелого материалиста, полная утрата его самосознания и самочувствия после его смерти? Так что ли?
– Да, потому что он вполне отрицает все то, что для нас составляет несомненную истину… во что мы все свято веруем…
– Хорошо. На это я, веруя так же свято, как и ты, в наше учение, которое называет посмертный период, то есть промежуточное время между двумя жизнями, лишьвременнымсостоянием, отвечаю утвердительно и говорю: один ли год или миллион лет продолжается этот антракт между двумя действиями иллюзии жизни, загробное состояние может безо всякого нарушения правил оказаться совершенно тем состоянием, в каком находится человек во время глубокого обморока. Бабу, стало быть,в его случае прав.
– Но почему же… и как… коль скоро правило бессмертия не допускает, как вы нам говорите, исключений?… – осведомился полковник.
– Не допускает, конечно:для всего того, что действительно существует. Тому, кто изучалМундакья упанишадуиВеданта-сутру, не следовало бы и спрашивать…
– Но
Мундакья упанишадаименно и учит, – робко заметил Нараян, – что между
будхи[227]и
манасом,
[228]как между
ишваройи
праджной,
[229]на самом деле не более разницы, как между
лесом и его деревьями, между озером и его водами…