простодушный Отец Церкви дал вполне точное определение этого термина,
заявив, что "первой составляющей Мудрости является умение распознавать
ложь, а второй - умение находить истину". Но если это так, то какое право
имеет наш век фальсификаций, где фальшиво все - от подвергнутой ревизии
Библии до сливочного масла, претендовать на какую-то "Мудрость"? Однако
прежде чем скрестить копья с нашими оппонентами в этом вопросе,
попытаемся сперва дать собственное определение этому термину.
Сразу оговоримся, что Мудрость - это, в лучшем случае, довольно
растяжимое понятие, по крайней мере - в европейских языках. Само по себе
оно не передает никакой конкретной идеи и потому нуждается в
конкретизирующем его определении. В Библии, например, его еврейский
эквивалент - "Чочма" (Chochmah) (в греческом варианте - София)
употребляется в связи с самыми разнообразными вещами - абстрактными и
конкретными. Так, "Мудрость" может обозначать и божественное
вдохновение, и чисто земную хитрость; и Тайное Знание Эзотерических
Учений, и слепую веру; "страх Божий" и искусство фараоновых магов. Это
понятие употребляется и в связи с Христом, и в связи с колдовством, так
как о колдунье Седекле (Sedecia) тоже говорят как о "мудрой женщине из
Эн-Дора". Начиная с самых ранних веков Христианства, т.е. со времен св.
www.ezobox.ru
Иакова (III, 13-17), и вплоть до самого последнего кальвинистского
проповедника, который видит в существовании ада и вечного проклятия
подтверждение "Божественной мудрости", этот термин употреблялся в
самых различных значениях. Однако св. Иаков учил, что мудрость бывает
двух видов, и мы целиком и полностью разделяем это учение. Он проводит
четкую разграничительную линию между божественной или поэтической
"Софией" (Мудростью свыше) и земной, психической, дьявольской
мудростью - Софией (iii,15). Для истинного теософа нет никакой иной
мудрости, кроме первой. И если бы такой теософ смог подсказать тогда
Павлу, что эта мудрость доступна только
"совершенным", т.е. посвященным в ее тайны, или, по крайней мере, знакомым с азбукой священных наук! Но как бы ни была велика его ошибка,
и какой бы ни была преждевременной его попытка посеять семена истины
и вечного знания на невозделанной почве, все же его намерения были
добрыми, а мотивы - лишенными эгоизма; потому он и был побит камнями.
Ведь если бы он проповедовал какую-нибудь блажь собственного сочинения
или же делал бы это ради личной выгоды, разве стал бы кто-то изгонять
его и преследовать, когда вокруг плодились сотни разных лживых сект и
безумных "обществ", чуть ли не ежедневно устраивавших свои "сборища"?
Но он отличался от всех остальных. Хотя и осторожно, но он все же говорил
не о "мудрости мира сего", но об истине, или о "скрытой мудрости ...
которой никто из Князей Мира сего не познал" (Первое Послание
Коринфянам, II), и тем более не могут знать архонты нашей современной
науки. Что же касается "психической" мудрости, которую Иаков определил
как земную и дьявольскую, то она существовала во все века, со времен
Пифагора и Платона, когда на одного philosophus приходилось девять