Она не выносила, когда ее хвалили, и единственный недостаток, который я лично нашел в ней, это - ее
вспыльчивость, которая по временам вырывалась у нее, подобно вихрю или циклону. Но и этим она
овладела к концу жизни. В ней все было искренность и правда. Ее полное равнодушие к условностям
и внешним формам происходило от полноты ее духовного веденья.
Я хорошо сознаю, что все, что я сказал, и несовершенно, и недостаточно. Истинная Е. П. показывалась
нам только изредка и случайно, и единственный ключ к пониманию этой необыкновенной натуры - в
том живом примере, который она давала нам своей самоотверженной жизнью. Жизнь эта научила нас
видеть цель не в личном благе, а в служении миру, в служении без ропота, до самого конца.
__________________________________
ГРАФИНЯ ВАХТМЕЙСТЕР4-4
Кто знавал Е. П. Б. ближе, тот испытал на себе очарование ее личности, ее удивительной сердечной
доброты. Иногда она радовала всех окружающих своим детски -веселым настроением, и тогда на ее
лице светились и сверкали радость и остроумие, каких я никогда не видала на другом человеческом
лице, и тогда она завоевывала все сердца, как бы в бурном порыве.
Замечательно, что она с каждым была другая: никогда я не видала ее одинаковой с двумя разными
людьми. Она немедленно замечала слабые стороны человека и удивительно умела испытывать их...
Кто был с ней часто, тот постепенно приобретал дар самопознания...
В 1885 году я посетила Е. П. в Вюрцбурге. Я нашла ее слабой, страдающей телом и духом и
утомленной; она сознавала, как необъятна ее задача и как трудно найти людей, которые согласились
бы пожертвовать собой для великой цели.
www.ezobox.ru
Когда я спрашивала ее: почему она продолжает страдать, когда в ее распоряжении все средства, чтобы
облегчить свои страдания? Почему, работая над таким важным трудом (она писала тогда "Тайную
Доктрину"), который требует спокойствия и здоровья, она пальцем не пошевелит, чтобы улучшить
условия своей жизни и прогнать слабость и физическую боль, которые каждого, кроме нее, давно бы
довели до полного изнеможения?
Ответ ее на такие вопросы был всегда один и тот же: "Каждый ученик оккультизма дает
торжественное обещание никогда не употреблять полученные знания и силы для своего личного
блага. Сделать это все равно, что ступить по крутому спуску, который ведет в пропасть... Я дала этот
обет и никогда не нарушу его, потому что знаю его святой смысл... И гораздо легче для меня
перенести всевозможные мучения, чем нарушить его. И не только телесные мучения, но и гораздо
более тяжелую нравственную пытку: быть посмешищем и предметом поругания".
В этих словах не было и тени преувеличения. В нее, стоявшую всегда впереди всех в Теософском
обществе, попадали все ядовитые стрелы насмешки и клеветы, как в живой щит, который принимал на
себя все удары и прикрывал собой всех слабых и споткнувшихся. Она была, так сказать, добровольная
жертва, на незаслуженных мучениях которой строились и крепли жизнь и успех Теософского
общества. Немногие знают это. Только те, которые как я, день за днем, жили с ней, которые видели ее