Они подошли к запретной двери. Джонатан преградил жене и сыну дорогу своим телом.
— Я сказал, в подвал ходить нельзя!
— Дорогой, — ответила Люси, — надо идти искать собаку. Почем знать, может, на нее напали крысы. Ты же сам говорил, что там крысы…
Лицо Джонатана окаменело.
— Черт с ней, с собакой. Завтра купим новую. Мальчик остолбенел.
— Папа, я не хочу новую! Уарзазат — мой друг, ты не можешь вот так бросить его погибать.
— Да что с тобой, — подхватила Люси, — давай я пойду, если ты боишься!
— Ты боишься, папа, ты трус?
Джонатан не выдержал их напора. Он пробормотал: «Хорошо, я пойду, посмотрю» — и отправился за электрическим фонарем. Он осветил щель. Там было темно, что называется, хоть глаз выколи, там была темнота, поглощающая все.
Он вздрогнул. Ему ужасно хотелось убежать. Но жена и сын толкали его в эту пропасть.
Злость переполняла его. Боязнь темноты брала верх.
Николя расплакался.
— Он умер! Я уверен, что он умер! И все из-за тебя!
— Может быть, он ранен, — успокаивала его Люси, — надо пойти посмотреть.
Джонатан снова подумал о письме Эдмона. Тон фразы был категоричным. Но что делать?
Когда-нибудь кто-то из них обязательно не выдержит и спустится вниз. Надо было решаться. Сейчас или никогда. Он вытер ладонью мокрый лоб.
Нет, само это никогда не пройдет. Ему, наконец, представился случай победить свои страхи, сделать шаг, противостоять опасности. Тьма хочет поглотить его? Тем лучше. Он готов идти до конца. В любом случае терять ему больше нечего.
— Я иду!
Он взял свои инструменты и сломал замок.
— Что бы ни случилось, оставайтесь тут, ни в коем случае не ходите меня искать и не зовите полицию. Ждите меня!
— Ты как-то странно говоришь. Это всего-навсего подвал, самый обыкновенный, как в любом доме.
— Сомневаюсь…
Освещенный оранжевым овалом заходящего солнца самец № 327, единственный, оставшийся в живых из первой весенней охотничьей экспедиции, бежит один. Один как перст.
Лапки его скользят в лужах, грязи и прошлогодних листьях. Ветер высушил его губы. Пыль покрыла янтарным слоем его тело. Он не чувствует больше своих мускулов. Большинство его когтей сломано.
№ 327 спешит. Он уже различает близкую цель в конце обонятельного пути. С каждым шагом растет среди пригорков белоканских Городов, приближается к нему необъятная пирамида Бел-о-кана. Материнский Город — пахучий, вдохновляющий и завораживающий маяк.
№ 327 достигает, наконец, подножия величественного муравейника, поднимает голову. Его Город вырос еще больше. Начато строительство нового защитного слоя купола. Вершина горы из веточек бросает вызов луне.
Молодой самец в мгновение ока находит на уровне земли еще открытый вход и кидается в него.
И вовремя. Все рабочие и солдаты, работавшие снаружи, уже вернулись. Охранники собираются запирать муравейник, чтобы сохранить внутри тепло. Как только № 327 переступает порог, каменщики начинают работу, дверь за ним закрывается. Практически захлопывается.
Вот и все, ничего не осталось от холодного, варварского внешнего мира. № 327 снова окунулся в цивилизацию. Теперь он может отдохнуть и раствориться в недрах Племени, Он больше не один, его много.