является прямым делом психологии и психиатрии разобраться в этом понятии? Бессознательные
факторы, имеющие отношение к психотерапии, не ограничиваются детскими травмами и
подавлением гнева или сексуальности. Например, психотерапевт соприкасается в своей работе с
малоисследованным «философским бессознательным». В силу своего узкоспециального
образования, он проигнорирует не только современную философию науки, но также и скрытые
метафизические предпосылки, которые лежат в основе всех основных постулатов
психологической теории. Метафизика бессознательного, вероятно, плохая метафизика. Ну, а если
метафизические предположения психоанализа необоснованны, или если его теория зависит от
дискредитированных антропологических идей XIX века — что тогда? Во всех своих работах Юнг
постоянно утверждает, что он говорит как ученый и врач, но не как метафизик. «Наша психология,
— пишет он, — является ... наукой о простых явлениях без каких-либо метафизических
подтекстов». Она «воспринимает все метафизические утверждения и суждения как психические
феномены и рассматривает их как заключения о психике и ее структуре, берущие свое начало, без
сомнения, в определенных бессознательных предрасположенностях».* Но это в сущности крайне
метафизическое заявление. Вся трудность в том, что человек вряд ли может думать или
действовать без своего рода метафизической
* C.G.Jung, Psychology and Religion: West and East, Collected Works, Vol. II, Bollingen Series 20,
Pantheon, New York 1958, с 476.
20
предпосылки, какой-то основополагающей аксиомы, которую он не может ни изменить, ни четко
определить. Эти аксиомы подобны правилам игры: одни создают почву для плодотворного и
интересного времяпрепровождения, другие — нет, но всегда необходимо четко и ясно понимать,
каковы же правила. Так, правила игры в крестики-нолики не так плодотворны, как в шахматах. А
что, если аксиомы психоанализа напоминают первые, а не последние? Не опустит ли это науку до
уровня математики с евклидовой геометрией? Кроме того, бессознательные факторы в
психотерапии включают социальное и экологическое окружение как пациента, так и
психотерапевта, но это не принимается в расчет в ситуации, когда эти двое встречаются лицом к
лицу. У Нормана О.Брауна читаем:
Существует определенное недопонимание в склонности психоанализа изолировать личность от
культуры. Раз мы признали рамки «разговора с кушетки»*, или, скорее, раз мы признали, что
«разговор с кушетки» является стилем поведения в культуре, становится ясным, что психоаналитику
нечего анализировать, кроме этих культурных проекций — мира трущоб, телеграмм и газет, — и,
таким образом, психоанализ становится исключительно историческим и культурным анализом.**
Не говорит ли это о том, что такой анализ поведения человека отражает лишь противоречия
и непоследовательность в самой культуре?
Сейчас культурные модели проясняются, и скрытые метафизические допущения становятся
понятными лишь в той степени, в какой мы можем выйти за пределы своих собственных
культурных или метафизических систем, чтобы сравнить их с другими. Некоторые утверждают,