Еще одна идея суфиев, порождающая проблему, которую многие нашли невозможным вместить в своем сознании, -- это утверждение суфиев, что суфизм может преподаваться под многими обликами. Иначе говоря, суфии не привязаны ни к каким условностям. Некоторые весьма успешно пользуются религиозной формой, другие -- романтической поэзией, некоторые обращаются к анекдотам, сказкам и притчам, другие опираются на художественные формы и плоды ремесел. Суфий по опыту может сказать, что все эти формы законны. Но посторонний, воспринимающий все буквально, каким бы искренним он ни был, нередко будет в раздражении требовать ясного ответа, являются ли эти суфии алхимиками, членами каких-либо организаций, религиозными фанатиками, скоморохами, учеными -- или кем-то еще. Эта проблема, хотя она особенно приложима суфизму, отнюдь не нова. Власти приговаривали суфиев к смерти, изгоняли из дома или сжигали их книги -- за то, что те пользовались нерелигиозными или неприемлемыми в данной местности формулировками. Некоторые из величайших суфийских классиков обвинялись в ереси, вероотступничестве, даже в политических преступлениях. Да и сегодня на них обрушивается огонь со стороны представителей всевозможных кругов, и не только религиозных.
Даже поверхностное исследование предполагаемых истоков суфизма обнаружит, что, несмотря на заявление суфиев о том, что суфизм является эзотерическим учением внутри ислама, с которым, как вследствие этого считается, он полностью согласуется, он также лежит в основе таких формулировок, которые многие считают совершенно отличными друг от друга. Поэтому, несмотря на то, что "цепь передачи" приводимых учителей восходит к самому пророку Мухаммаду в той или другой линии преемственности, используемой какой-либо школой или учителем, она также может рассматриваться -- теми же авторитетами -- как исходящая, например, от Увайса аль-Карни, который в своей жизни вообще не встречался с Мухаммадом. Такой авторитет, как Сухраварди, так же как и розенкрейцеры и другие, определенно утверждает, что это -- форма мудрости, которая была известна и практиковалась преемственным рядом мудрецов, включая таинственного древнего Гермеса из Египта. Другое свидетельство -- человека, обладающего не менее высокой репутацией, ибн аль-Фарида (1181 -- 1235 г.г.), -- гласит, что суфизм лежит в основе систематизации и предшествует ей; что "наше вино существовало ранее того, что вы называете виноградом и вином (под виноградом и вином подразумеваются школа и система)":
Мы пили в честь Друга,
Пьянея, даже до сотворения вина.
Нет сомнения, что дервиши, мечтавшие стать суфиями, традиционно собирали воедино для изучения все остатки этого учения, которые им удавалось найти, ожидая того момента, когда среди них, быть может, появится толкователь и вдохнет жизнь в принципы и практику, действенный смысл которых был для них утерян. Эту теорию можно обнаружить и на Западе -- конечно же, в масонстве с его понятием "утерянной тайны". Такая практика вполне подтверждается, например, в учебном руководстве "Авариф-аль-Маариф", и интересующиеся подобными деталями рассматривают это как проявление мессианских ожиданий, характерных для суфизма. Чем бы это ни было, а оно относится лишь к "подготовительной ступени", но не к собственно суфизму, имеются свидетельства, что время от времени людей в Европе и на Ближнем Востоке, независимо от их психологических представлений или веры, находили и вдохновляли на путь суфийского учения приходившие к ним учителя, иногда таинственного происхождения. На протяжении веков в таких людях видели Вселенских, или Совершенных, Людей ("Инсан-и-Камил"). Так было и в случае Руми и Шамса из Тебриза; Бахааддина Накшбанда из Бухары; ибн аль-Араби, который в своем учении использовал термины религии, образы древности и любовную поэзию; и многих других, менее известных в западной литературе.
Проблема для изучающего здесь может заключаться не в том, имела ли место такая "иррациональная" форма деятельности или обновления традиции или нет, но скорее в психологической трудности признания этих людей как действительно имевших особое назначение -- "воссоединить ртутные шарики" или "восстановить, пробудить внутренний поток в человеке".