Мы могли бы сказать, что Мать -- это та, которая возвращалась из того мира, но даже и это не так. Она не ходила на другую сторону тюремной клетки, чтобы вернуться с историей на ментальном языке. Она работала, чтобы другая сторона пришла сюда, а не для того, чтобы втиснуть ее в эту тюрьму (как если бы мы могли когда-нибудь засунуть ее в норку сурка), но чтобы поместить в теле обе стороны одновременно: то, что другие искали высоко вверху и в грезах, она находила здесь внизу, конкретно, в клетках своего тела. И поскольку это путешествие совершает не маленький кусок Разума (я был готов сказать "экскурсию", но это скорее "инкурсия" - просачивание), то трудно изложить на картезианском языке то, что происходит. На самом деле картезианской является только клеточная тюрьма, все остальное гораздо менее жестко. Видят именно глаза клеток, очень молодые глаза, у которых еще не так много ума (к счастью); надеемся, представители нового вида будут более одарены настоящими глазами. Мы всегда забываем, что супраментальное тело, которое будет жить и обращаться со всем этим совершенно естественно, еще не создано в ходе эволюции -- в настоящий момент есть старое, переходное тело, которое находится одновременно на обоих сторонах и которое начинает завладевать органами "следующего пути", не зная средств передвижения и выражения этого пути. Это тело будет создано, будьте уверены -- как, мы вовсе не знаем, или, возможно, Мать даст нам некий намек -- а, тем временем, мы находимся на стадии бабочки внутри гусеницы. Как раз это я сказал Матери как-то после одного из ее радикальных переживаний: "Если бы гусеницы внезапно дали глаза бабочки, она бы запаниковала!" Но Мать никогда ничего не страшилась, она экспериментировала, отмечала результаты и шла дальше. Мать никогда не останавливалась на пути ради какого бы там ни было переживания, даже самого тонкого -- в тот момент, когда оно увидено, с ним покончено. Узнать вещь означает ее умертвить. Нужно идти дальше. И так она и делала.