Чмиль бросил свое «занятие» и грузно уселся за стол, посматривая по сторонам, на ком бы сорваться. Ребров явно не подходил для этих целей. Он был старший по званию, да и мужик неплохой, всегда поступал с ним по-человечески, не то что этот Онищенко. Чмиль окинул взглядом помещение. «В “обезьянник”, что ли, заглянуть?» — подумал он, остановив взгляд на камере. Но тут в дежурку вошел Костюшкин, отлучавшийся в туалет. И Чмиль выбрал себе идеальную цель для выпуска «пара». Он состроил грозный вид и, пользуясь тем, что Ребров ушел в другую комнату, властно произнес:
Сержант Костюшкин, почему мусор на рабочем месте? — он указал пальцем на валявшиеся на полу окурки и приказал: — Быстро взял в руки веник и убрал территорию!
А чего я? Я, что ли, их кидал? — в таком же претензионном тоне ответил ему Костюшкин.
Чмиль аж оторопел от удивления.
Во молодежь пошла! Ты как разговариваешь, твою мать, со старшим по званию?!
Да ладно тебе, Чмиль! Чего ты на меня наезжаешь? Сам уронил, сам и подметай.
Чего, чего?
Старший лейтенант стал медленно вставать из-за стола. Глядя на его внушительную фигуру, Костюшкин даже как-то съежился, поскольку сам не отличался особой мускулатурой. Так что когда Чмиль угрожающе привстал в свой неполный дюжий рост, сержант не стал дальше испытывать судьбу и, выпрямившись по стойке «смирно», козырнул.
— Есть взять в руки веник и убрать территорию!
И тут же побежал с глаз долой за необходимым «очистительным» инструментом. Чмиль довольно причмокнул языком и, усевшись обратно, пробурчал:
— То-то же…
Когда Ребров принес кофе всем троим, старший лейтенант поучительно читал лекцию Ко-стюшкину о том, как надо выполнять приказы, работая в милиции. Костюшкин тем временем уже подметал последние окурки, недовольно косясь на Чмиля.
— А, вы тут уборкой занялись? Молодцы! — похвалил Ребров. — Ладно, давайте перекусим.
Майор вытащил большой бутерброд, заботливо приготовленный женой, и разрезал его на три части.
— Вот, угощайтесь.
Попивая горячий кофе, Чмиль смягчил свой агрессивный тон.
— Да уж, кофе, — он посмотрел на часы, — в двадцать минут четвертого — это райское наслаждение! Костюшкин, цени мгновенья юности своей! Где бы ты еще попил так кофе в три часа ночи, поблизости вон от тех экзотических индивидов, — Чмиль кивнул на «обезьянник», — с такими специфическими примесями разных ароматов?
Ребров еле заметно улыбнулся, уже предвидя, к чему клонит Чмиль. А тот продолжал сгущать краски:
— Представляешь, ты сидишь и пьешь черный кофе в такую мрачную ночь (жаль, что не пятница и не тринадцатое), под светом полной луны в черных-черных облаках, когда вурдалаки и оборотни будоражат город своим протяжным воем…
В этот момент где-то поблизости действительно завыла собака. Костюшкин чуть чашку не уронил. Однако вслух произнёс:
Ага, сейчас ты порасскажешь про вурдалаков… Забыл из дома захватить кепку с козырьками на два уха, чтобы ты лапши на уши поменьше вешал.
Я?! Лапши?! Да никогда! Вон Ребров не даст соврать, — и зловещим голосом продолжил: — Два месяца назад здесь недалеко, в соседнем поселке, один вурдалак умер при очень странных обстоятельствах. Люкой звали. Ты бы побывал в его доме, а особенно в сарайчике… Точно бы со страху помер! Даже опытные оперативники и те после этих сцен две недели спать не могли, все им этот Люка мерещился. Представь, большой разделочный стол, кровь, кишки, вонь, десять трупов ободранных висят…
Костюшкин, будучи уже под впечатлением рассказа, поперхнулся кофе. Он закашлялся и выскочил в туалет.
Э-э-э, — махнул рукой Чмиль. — Слабак!