А Натан протянул… уже не столь уверенную руку… к веточке петрушки, элегантно оторвал от нее микроскопический листочек, положил его на язык, сделал вид, что зажевал и сказал:
— Эрнст, переводи! После третьей можно закусить. Я перевел.
— О-о-о! — закричали все.
Раздались хлопки. А двое — мужчина и женщина (по-моему, не польского происхождения) начали скандировать, хлопая в ладоши.
— Ра-ша! Ра-ша! (Россия! Россия!).
Натан дернулся, чтобы выпить еще и четвертую. Но Рафик его остановил.
— Умрешь! — сказал он и сделал дикие глаза.
В это время главный американец встал и, нисколько не шатаясь, громко сказал:
— Наливай третью!
Потом он поднял стакан виски, налитый до краев. Натан сверлил его взглядом, как бы телепатируя:
— Не сможешь, б…!
Американец сделал три больших глотка и приостановился.
— Не лезет в него больше! — пошатываясь на стуле, произнес Натан.
Американец оторвал от губ недопитый на одну четверть стакан виски.
— У-у-у! — разнеслось в зале.
И тут одна дама смело взяла ложку, положила себе в тарелку еды и, прихватив по пути булочку, размером с небольшой туфель, начала есть, сохраняя невозмутимое выражение на жующем лице. Ее примеру поспешно последовали остальные. Мы тоже начали кушать.
За Натаном ухаживал Рафик.
— «Оливье» положи! — проговорил Натан, упрямо уставившись в тарелку.
— Здесь нет «Оливье»! Здесь только листы салата вперемежку с накрошенной колбасой.
— Не может быть, чтобы не было «Оливье»! — Натан пошатнулся на стуле.
— «Оливье» точно нет. Есть мясо, которое я тебе положил. Тебе надо есть, — Рафик заботливо пододвинул тарелку.
— Ешь больше! — сказал я Натану тоже.
— А вдруг подумают, что я сюда жрать пришел!
— Не подумают, Натан! Посмотри, все на полную катушку жрут.
— Ну ладно тогда.
Я обратил внимание на ту блеклую американку, которая сидела рядом с Рафиком Талгаговичем Нигматуллиным. Она как-то раскраснелась и с восторгом поглядывала на Натана, который достойно, медленно пережевывая, ел мясо с хлебом. А Рафик что-то шептал ей в ухо.
— Yes, yes, yes! Tomorrow (Да, да, да! Завтра), — слышалось иногда.
А «Оливье» точно нет? — снова спросил Натан. Нет. Здесь не бывает «Оливье». Ешь мясо. Хочешь, салата положу с накрошенной колбасой! — ответил Рафик. — Положи…
Я опять обратил внимание на перешептывания Рафика с блеклой американкой.
— Tomorrow at six o'clock (завтра в шесть часов), — услышал я ее голос.
Я понял, что Рафик Талгатович Нигматуллин договорился с этой американкой о свидании, то есть, как говорится, «забил стрелку».
Натан, конечно, говорил с трудом (по-русски!), но говорил, по поводу или без повода приговаривая «Иес». А главного американца (ну того, польского происхождения) на противоположном конце стола вело и даже уже стало мотать на стуле. Но он пока еще держался.
Замегив, что соперник начал «скисать», Натан грузно встал и громко, для всех, по-русски сказал:
— Рафик, наливай еще!
— Полную?
— Полную лей, бля!
Натан Евсеевич Сельский почти залпом выпил четвертый стакан бурбона и, издав уже традиционный звук «Х-р-р», по слогам произнес:
— Эр-нст, пере-веди! Бур-бон-ское вис-ки луч-ше, чем шот-ланд-ское.
Я перевел. Зал затих.