В то же самое время — надо извлечь и другой урок — если какое-либо правило казалось не только утомительным, но и несправедливым, Махарши не подчинялся ему, как он не согласился со сбором платы за посещение пещеры Вирупакша. Даже тогда это редко был действительный протест, а скорее — своим поведением он хотел привлечь внимание к несправедливости. Одно время в столовой Ашрама подавали второй завтрак, но оказалось невозможным обеспечить всех настоящим кофе и поэтому лицам менее значительным, с мирской точки зрения, тем, кто ел в дальнем ее конце, приносили воду. Шри Бхагаван заметил это — он всегда замечал все — и сказал: «Дайте мне воду тоже». С тех пор он пил воду и никогда уже не принимал кофе.
Однажды, когда он уже был в возрасте, а его колени, деформированные ревматизмом, плохо сгибались, прибыла группа европейцев. Среди них была одна дама, непривыкшая сидеть, скрестив ноги, которая прислонилась к стене и вытянула их перед собой. Служитель, возможно не сознавая, насколько болезненно ей с непривычки сидеть со скрещенными ногами, приказал ей принять эту позу. Бедная женщина, покраснев от смущения, поджала ноги. Шри Бхагаван немедленно сел прямо и тоже скрестил ноги. Несмотря на боль в коленях, он продолжал так сидеть, а когда почитатели попросили не делать этого, сказал: «Если таково правило, я должен подчиниться, так же как и все остальные. Если кому-то одному неприлично вытягивать ноги, то и мне неприлично это делать перед каждым из присутствующих в холле». Тот служитель уже вышел, но его вернули, и он попросил даму сесть, как ей будет удобнее. Даже и после этого было трудно убедить Шри Бхагавана вытянуть ноги и расслабиться.
В первые годы критика встречалась иногда совершенно неожиданно. Посетители, с Запада в особенности, были подвержены миссионерским настроениям. Один энтузиаст даже вошел в Холл и разразился красноречием рядом с самим Шри Бхагаваном. Шри Бхагаван не ответил, но голос Мэйджера Чадвика*, прогремевший из глубины Холла, прозвучал как вызов толкованию христианства оратором и так смутил его, что тот оставил попытку учительствовать. Даже в последнее время продолжали приходить католические священники, чтобы продемонстрировать интерес и почтение, а затем настолько отбросить некоторые сомнения, что возникало желание узнать, открылись ли их сердца от общения с Учителем или и ранее их цели состояли не только в прозелитизме**и искажении учения Махарши.
Однажды один мусульманин начал спорить, но за его вызовом стояла такая искренность, что Шри Бхагаван терпеливо отвечал.
— Имеет ли Бог форму? — спросил он.
— Кто говорит, что Бог имеет форму? — парировал Шри Бхагаван.
Спрашивающий упорствовал:
— Если Бог бесформен, то не будет ли ошибкой приписывать Ему форму идола и почитать Его в нем?
Он понял смысл возражения Махарши, как: «Никто не говорит, что Бог имеет форму». Но на самом деле оно означает только то, что сказано, и было тотчас же развито:
— Оставьте Бога в покое; сначала скажите, имеете ливыформу?
— Конечно, я имею форму, как вы можете видеть, но я — не Бог.
— Тогда значит вы — славно одетое физическое тело, составленное из мяса, крови и костей?
— Да, должно быть так. Я сознаю свое существование в этой телесной форме.
— Вы называете себя телом, поскольку сейчас сознаете свое тело, но разве вы — это тело? Может ли оно быть вами в глубоком сне, когда вы совершенно не осознаете его существование?
— Да, я должен оставаться в той же телесной форме даже и в глубоком сне, ибо я сознаю ее до тех пор, пока не засну, а как только проснусь, вижу, что точно такой же, как был перед сном.
— А если приходит смерть?
Собеседник остановился и после минутного раздумья сказал:
— Ладно, тогда меня считают мертвым и тело хоронят.