– Да нет, мне-то как раз мало надо. Но тошно что-то. Как будто мы бежим, как трусы. А я ведь в Афганистане воевал, в Таджикистане, в Чечне. Там так не принято было, понимаете? Мы, конечно, спрячемся, отсидимся, но Данилыч был прав, это всегда будет с нами. От этого не спрячешься. Нас потом всю жизнь это глодать будет. К тому же, Анна, я говорю только за себя. Вариант с квартирой остается в силе. От Всеволода мне нужны будут только координаты этого Осьминога и рекомендации. Понимаете, Макс с Данилычем, может, что-нибудь и планируют, только зедарк за это время оклемается и залижет свои раны. И ищи потом ветра в поле. Он же их ухайдакает. А его нужно сейчас топтать, в его логове, где он нас не ждет, пока он еще от ранений не отошел. Ну что, братцы, по коням? Поехали в Новосиб. а там уже все организационные вопросы порешаем. Я вас на квартиру устрою, а сам приготовлю кое-что для путешествия под землю.
***
Ackanai. Itu-Tai. Axhara
Молния. Прорезала фиолетовый небосвод и впилась в землю, жаля ее электрическим разрядом. Мгновение, и ее уже нет. Небосвод темен и мрачен. Угрюмые громады туч, налитые свинцовой серостью, скрывают в себе новую молнию. Гром. Словно сшибаются друг с другом огромные невидимые скалы. Гром утихает, и только эхо уносит дальше за горизонт его остаточный гул.
Адучи сидит на холме, неподвижно, словно каменное изваяние или старинная статуя, высеченная из камня. Черная одежда, в которую он облачен, смазывает его силуэт на фоне грозового неба. Его лицо тоже наполовину скрыто под черной тканью. У Серого Будды нет лица. Темные глаза внимательно следят за небом. Где возникнет новый огненный штрих? Тучи сходятся в вышине, проникая друг в друга туманной чернотой. Молния. Словно голубоватый росчерк невидимого клинка. Копье света врезается в землю. Сейчас последует громовой удар. Небо взрывается почти над самой головой. Адучи чувствует, что он в эпицентре грозы. Он уже научился угадывать, где черное полотно небес прорежет яркая ветвистая вспышка. Он научился чувствовать их. И гром уже не пугает его. Даже когда земля вздымается от оглушительного акустического удара, страха нет. Только вибрация, которая течет по земле и которую впитывает в себя неподвижное тело.
Айрук говорит, что тайшины должны пытаться улавливать молнии глазами и пробовать отождествлять себя с ними. Именно поэтому Адучи здесь. Его тело стало уже подобно аккумулятору, собирающему воедино сфокусированную энергию молнии и грома.
Еще Айрук говорил, что с каждой молнией умирает, а с каждым раскатом грома рождается волк. Может быть, именно поэтому волков считали символом бога-Громовника?
Глаза Адучи прикованы к небу. Целых шесть или семь ветвистых разрядов соединили на мгновение Небо и Землю. Все вокруг осветилось призрачным светом и тут же погрузилось во тьму, чтобы утонуть в буйстве звука, сотрясающего мир. В этом особенность молнии: она пришла и ушла, нанесла свой удар и исчезла в воздухе, чтобы оставить за собой мимолетную вспышку света и оглушающее потрясение.
Куда будет нанесен следующий удар? Увидеть может только тот, кто сам пытается стать таким же быстрым, как молния.
Максим открывает глаза. Яркое солнце заливает зеленый сад с еле слышно шелестящей листвой, которую ласкает легкий ветер, пролетающий мимо. Максим сидит под большой ветвистой березой и грезит о прошлом. Обучение Тай-Шин идет на более глубоких уровнях, нежели обычная память и даже подсознание, впитывающее в себя все неучтенное рассудочным мышлением.
Из дома вышел Данилыч, посмотрел на Коврова и снова зашел в дом. Максим опять закрывает глаза.
– Что спасет мир? – Айрук пристально смотрит на Адучи, который машинально выдает: – Любовь!
– Что такое любовь? Адучи в замешательстве.
– Это чувство…
Айрук быстро и хлестко шлепает его кончиками пальцев по лбу, больно и унизительно.
– Это любовь?
Адучи отрицательно качает головой.
– Это боль.
– А может, боль – это любовь?
– Боль – это боль.
– А что такое боль?