автоматически связывалось бы с приемом ЛСД, независимо от ее прошлого. С. другой
стороны, все остальное было испробовано и не принесло облегчения, так чта Флоре
предстояла пожизненная госпитализация. После длительного обсуждения с коллегами, мы
решили включить Флору в свою ЛСД-программу, полагая, что безнадежная ситуация
оправдывает риск.
Первые два сеанса с высокими дозами мало отличались от обычных. Она столкнулась с
множеством травматических воспоминаний из своего бурного детства и несколько раз
пережила борьбу своего биологического рождения. Она смогла связать свои
суицидальные тенденции и лицевой спазм с определенными аспектами травмы рождения
и разрядила много физического и эмоционального напряжения. Несмотря на зто,
терапевтический эффект был минимальным.
В первые два часа третьего сеанса тоже не происходило ничего необычного.
Переживания были такими же, как на предыдущих сеансах. Внезапно она пожаловалась,
что боль от лицевого спазма становится невыносимой. Прямо на моих глазах спазм
гротескно увеличился и ее лицо превратилось в нечто, чему лучше всего подходит
наименование "маска зла". Она заговорила глубоким мужским голосом, и все в ней так
изменилось, что трудно было связать то, как она выглядела теперь, с ее обычным видом.
Ее глаза горели непередаваемым злом; руки сжались в когтистую лапу.
Чужая энергия, вошедшая в ее тело, и голос представились как зло. "Он" прямо
обратился ко мне, приказывая мне оставить Флору в покое и не пытаться ей помочь. Она
принадлежит ему, и он накажет каждого, кто попытается ступить на его территорию.
Затем последовал явный шантаж, поток зловещих откровений относительно того, что
произойдет со мной, с моими коллегами и с нашей исследовательской программой, если я
не послушаюсь.
Трудно описать зловещую атмосферу, вызванную зтой сценой. Присутствие чего-то
чуждого в комнате ощущалось совершенно явственно. Воздействие шантажа и чувство
сверхъестественного события усиливалось тем, что пациентка не могла в своей
повседневной жизни иметь доступа к части информации, которую "голос" использовал в
этой ситуации.
Я оказался в состоянии огромного эмоционального стресса, имевшего метафизические
измерения. Хотя я и сталкивался с подобными проявлениями во время ЛСД-сеансов
ранее, они никогда не были столь реалистическими и убедительными. Мне было трудно
контролировать свой страх, готовность воспринять присутствие зла как реальность и
сильное желание вступить в активную психоделическую и духовную борьбу. Я наскоро
пытался сообразить, как лучше всего вести себя в этой ситуации. В какой-то момент я
поймал себя на мысли о том, что следовало бы иметь в терапевтическом зале распятие как
орудие терапии. Моя рационализация звучала так, что мы являемся свидетелями
проявления юнгианского архетипа, для которого Крест может быть подходящим
архетипическим противоядием.
Но скоро мне стало ясно, что мои эмоции, будь то страх или агрессия, делают
ситуацию и эту сущность более реальными. Я не мог удержаться от воспоминаний о
телефильме "Звездный путь", где чуждая сущность питалась человеческими эмоциями. Я