насилия и саморазрушительной психической деятельности. Становится очевидным, что из
психодинамического материала, каким бы травматическим он не был, нельзя получить
адекватного объяснения таких серьезных и радикальных психопатологических явлений, как
самоувечье, кровавое самоубийство, садомазохизм, зверское умерщвление или беспорядочные
импульсивные убийства, наблюдаемые в случаях буйной одержимости. История эмоциональной
депривации в детстве, болезненный рост зубов или даже телесные оскорбления со стороны
родителей и их заместителей в качестве адекватного психологического мотива леденящих кровь
случаев криминальной психопатологии, конечно, никого не убедят.
Последствия этих действий есть вопрос жизни и смерти, следовательно, силы, скрытые в их
основе, должны быть такого же масштаба. Объяснения, базирующиеся только на анализе
биографического материала, представляются еще более абсурдными и неадекватными, когда их
применяют к крайним проявлениям социальной психопатологии - к безумию массового
уничтожения и геноцида, апокалиптическим ужасам концентрационных лагерей, коллективной
поддержке целыми нациями грандиозных и мегаманиакальных планов автократических тиранов,
жертвоприношению миллионов во имя наивных утопических видений или бесцельным жертвам
войн и кровавых революций. Трудно принимать всерьез психологические теории, которые
пытаются соотнести массовую патологию такой глубины с историей родительских шлепков или
подобными эмоциональными или телесными травмами. Инстинктивистские рассуждения таких
исследователей, как Роберт Одри (Ardrey, 1961; 1966), Десмонд Моррис (Morris, 1967) и Конрад
Лоренц (Lorenz, 1963), предположивших, что деструктивное поведение запрограммировано
филогенетически, мало чему помогают, поскольку природа и размах человеческой агрессивности
не имеют параллелей в мире животных.
Рассмотрим некоторые наиболее важные наблюдения, полученные в глубинной
эмпирической работе с применением и без применения психоделиков, имеющие, судя по всему,
непосредственную связь с проблемой человеческой агрессии. Этот клинический материал
согласуется в основном с работами Эрика Фромма (Fromm,
1973) и ясно показывает необходимость отличать оборонительную, доброкачественную
агрессивность, которая служит выживанию индивида и вида, от злобной разрушительности и
садистской жестокости. Последнее, видимо, специфично для человека и имеет тенденцию
возрастать, а не уменьшаться с развитием цивилизации. Именно эта злостная форма агрессии - не
имеющая каких-либо существенных биологических или экономических причин, неадаптивная и
непрограммируемая филогенетически - составляет реальную проблему человечества. С
появлением мощной современной технологии в последние десятилетия злостная агрессия
представляет серьезную угрозу уже не только существованию человеческого вида, но и
сохранению жизни на планете. Поэтому, согласно Фромму, важно отличать агрессивность
инстинктивной природы от других форм деструктивности, коренящихся в структуре личности;
последние можно описать как<неинстинктивные страсти, укорененные в характере>.