Когда я об этом думаю, меня поражает противоречие между реальными научными знаниями, которыми обладал Моисей, и теми детскими представлениями о сотворении мира, которые изложены в Книге Бытия. Так может, на самом деле история говорит совсем о другом? Но о чем? Чтобы это понять, нужен ключ.
Я в достаточной степени знаком с древними религиями и науками, и на этом этапе мне не нужны были скрытые документы и консультации специалистов. Я знаю, что необходимый ключ нужно искать в египетской символике и в понимании того, чему обучались жрецы Озириса.
Свои соображения я высказал Нагуа. Она восприняла их серьезно.
– А знаешь, логика в твоих словах есть, – призадумалась она. – Я, помню, читала у Гераклита, что египетские жрецы владели тремя способами выражения мысли. Самый первый – он же самый простой, как говорят обычные люди. Второй – символический, третий – иероглифический. У нас вообще неправильно понимают самое значение слова «иероглифы», думая, что это исключительно китайские символы.
Я понял, что сейчас Нагуа оседлает своего любимого лингвистического конька.
– А на самом деле, – продолжала она, – это греческое слово, оно означает священные буквы, вырезанные на камне. И это вовсе не символы, символы относятся ко второму способу выражения. Иероглифы – это скорее тайнопись, ими пользовались не тогда, когда не могли передать значение словами, а когда старались это значение скрыть или зашифровать. Когда египетские жрецы касались всего, что связано с тайнами мира, они использовали иероглифический способ.
– А от кого они шифровали смысл? – задал я напрашивающийся сам собой вопрос.
– От непосвященных, – ответила Нагуа, глянув на меня с выражением, говорящим «стыдно не знать».
– То есть от народа, – уточнил я.
– Ну да.
– А как думаешь, зачем?
– А зачем народу все знать? – недемократично ответила она. – Нет, были, конечно, и другие причины, метафизические: посвященные считали, что таким письмом они передают реалии всех трех миров – природного, человеческого и мира духов.
– По сути, те, кто не мог понять этого в изложении иероглифами, не поняли бы и в изложении простым языком, – в свою очередь недемократично отметил я.
– Тоже верно. И уж конечно, раз Моисей был посвященным и писал именно о тайнах мира, он пользовался иероглифическим письмом.
– И где ключи к нему? – поинтересовался я.
– Насколько мне известно, он устно передал их своим преемникам.
Я сник: преемников мне допросить не удастся. Хотя…
– Наверняка есть кто-то, кто сохранил эти сведения, – предположил я. – Есть же в Греции и в наши дни жрецы олимпийских богов, которые знают гораздо больше, чем мы читаем в книжках по мифологии.
– Возможно, – ответила Нагуа и опять призадумалась. Я прямо видел, как она перебирает в уме телефонную книжку.
Я успел перекурить и выпить кофе, когда она наконец сказала:
– Знаешь, мне кажется, это мы маханули. Может, такие люди и есть, я почти уверена, что есть. Но прямых выходов на них у меня не имеется, и я не знаю никого, у кого бы они были. А круг общения у меня очень широкий.
– Значит, придется работать с тем, что есть, – философски подытожил я.