Ко мне он относился терпимо, разрешая почесать себе шейку, при этом выгибал ее, топорща коротенькие перышки, из-под которых проглядывала тонкая как папиросная бумага гофрированная серая кожица. Временами проверял мои нервы: когда я протягивала ему какое-нибудь лакомство, перехватывал мой палец тонкой сухой подвижной лапкой с когтями, которыми можно было распороть горло человека, сжимал и тянул к себе. Попытка вырваться могла привести к тому, что палец был бы распорот до кости, поэтому приходилось повиноваться. Затем, в упор глядя в глаза, медленно подтягивая палец к клюву, начинал им сжимать палец. При желании он мог его играючи перекусить. Надо было, не отводя глаз, спокойно сказать: «Карлуша мне больно». Он немедленно отпускал палец и с уважением бормотал: «Вита, Вита…»
Остальным не рекомендовалось совать руку в клетку. Агрессивным он не был, но территорию свою оберегал жестко. К гостям относился равнодушно — не видел в упор. Особо навязчивых отпугивал резким обманным броском головы в их сторону, что заставляло их повторно не рисковать. Мы всегда предупреждали, чтобы не пытались трогать его. И, слава Богу, инцидентов не было.
Говорил он много. Словарный запас его раза в полтора превышал словарь Эллочки-людоедки. Но говорил он только в определенное время: с пяти до шести вечера. Казалось, что включается репродуктор, не останавливаясь ни на минуту, выливает на слушателей за нас все, что успевает, а затем замолкает на сутки. Иногда эти монологи повторялись, а иногда были совершенно неожиданными. Он мог дословно повторить любую реплику, которую «краем уха» услышал в доме. Поэтому разговаривали мы с оглядкой на него, т.к. несколько раз во время своих речей он разболтал несколько наших тайн.
Все остальное время он молчал, как бы его не уговаривали и не провоцировали. Исключение делалось только для случаев прилива нежности к отцу или уважения ко мне.
Но вот однажды случилось чудо. В дом вошел человек, который представился электриком (перед нашей дверью распределительный шит) и попросил разрешения позвонить. Пока он звонил, Карлуша, как заведенный, кричал: «Вор! Вор! Вор!» и бил крыльями. Я извинялась перед мастером, потом набросила на клетку платок. А после ухода гостя обнаружила, что из сумки, висевшей в прихожей, пропал кошелек. Я позвонила в ЖЭК и узнала, что никакого электрика к нам не присылали.
Прошло несколько лет. У меня появилась приятельница, которую Карлуша на дух не принимал. Когда она приходила, он волновался, раскачивался, переминаясь с ноги на ногу, дергал шеей и орал: «Дрянь! Дрянь! Дрянь!», — перемешивая эти злобные выкрики нежным: «Вита! Вита!». Приходилось уносить его в другую комнату, но и оттуда доносились его крики. А через несколько месяцев я узнала, что «приятельница» — любовница моего мужа.
И вот совсем недавно я занималась консервированием. Налила в чашку уксусную эссенцию, чтобы развести водой, и не успела — зазвонил телефон. После телефонного разговора я забыла про это. Заново развела уксус и все сделала Потом захотела пить. Налила немного воды в чашку, и: раздался звонок в дверь. Я открыла. Пришла дочь. С порога она стала что-то рассказывать, а я автоматически взяла чашку и поднесла к губам. И вот тут раздался вопль Карлуши: «Брось! Брось! Брось!» Он закричал так тревожно, что я замерла. К тому времени я уже верила ему. И не напрасно. В чашке была уксусная эссенция…
Не знаю, как моему спасителю удается узнать то, о чем он меня предупреждает. Да это и не важно. Главное, что я знаю, что в доме у меня живет преданный друг, пусть это и попугай.
ГОВОРЯЩИЙ МАЛЕНЬКИЙ ЛЕВ
«С появлением пекинеса в ваш дом пришло чудо!» — утверждает Маргарита Конюхова из Уфы. За излечение своего ребенка она считает себя обязанной именно ему.