Встретившись с ним у входа в ресторан, она улыбалась так, как будто это было воссоединение, которое она приветствует. Она разговаривала с Питером легко и свободно, как со старым другом, и Питер недоумевал, почему он когда-то её боялся.
Через полчаса Франкон, сославшись на занятость, постарался оставить их одних.
– Не волнуйся, папа, – сказала Доминика, – я сегодня свободна весь день, и тебе нечего бояться, что я от него убегу…
Она пристально глядела на него, и её глаза были слишком приветливы. Франкон поспешил уйти. Доминика повернулась к Китингу. Её мягкая улыбка могла означать только презрение.
– Не смущайтесь, – сказала она, – ведь мы оба знаем, чего хочет отец. И меня это тоже не смущает. Просто чудесно, что вам удалось заставить его сделать, как вы хотели. Но вряд ли вам полезно всегда пользоваться его помощью. И давайте завтракать.
Питеру хотелось немедленно встать и уйти, но он понимал, что не может себе это позволить.
– Не обижайтесь, Питер. Кстати, можете называть меня Доминикой. Рано или поздно, мы все равно придем к этому. Очевидно, мне придется часто с вами встречаться – ведь я встречаюсь со многими людьми, и если отцу нравится, что я с вами встречаюсь – почему бы нет?
Простота и свобода, с которой держалась Доминика, ясно говорила, что это знакомство вряд ли будет развиваться в желаемом для него направлении. С каждой минутой он понимал, что она нравится ему все меньше и меньше. Но он следил за движением её губ, на то, как она скрещивала ноги, на её мягкие и скупые жесты, и не мог сдержать своего восхищения, подобного тому, которое он испытал, увидев её впервые.
Расставаясь, Доминика спросила:
– Вы не пригласите меня сегодня в театр, Питер? Не важно, на какую пьесу. Позвоните мне после обеда. И скажите об этом отцу. Он будет доволен. Хотя поймет, что обольщаться не следует. И я тоже не обольщаюсь. Ведь у вас нет ни малейшего желания идти в театр или встретиться со мной.
– Никакого.
– Вы начинаете мне нравиться, Питер. Позвоните мне в половине девятого.
Когда Китинг вернулся в контору, Франкон сразу же позвал его в свой кабинет.
– Ну как?
– В чем дело, Гай? – невинным голосом спросил Питер. – Почему вы так беспокоитесь?
– Дело в том… Я просто… Я думаю, что ты сможешь хорошо на неё повлиять. Так что произошло?
– Собственно, ничего. Мы хорошо позавтракали, а вечером мы идем в театр.
– Не может быть! Как тебе удалось её уговорить?
– Я же говорил вам, что Доминику не следует бояться.
– О, уже «Доминика»? Поздравляю, Питер… Я не боюсь. Я просто не могу её понять. Никто не может подобрать к ней ключи. У неё никогда не было ни одной подруги, даже в детстве. Вокруг нее всегда толпа, но у неё нет ни одного друга, я не знаю, что и думать. Она живет одна. И всегда окружена толпой мужчин и…
– Вам нечего опасаться, Гай.
– Я не опасаюсь… Как раз наоборот. Ей уже 24 года, а она все еще невинна. Я знаю это наверняка. Поглядев на женщину всегда можно это определить. Я не моралист, Питер, и я считаю это ненормальным. Это просто неестественно в её возрасте с её внешностью, при той совершенно неограниченной свободе, которая ей предоставлена. Я молю Бога, чтобы она вышла замуж. Честно… Ты, конечно, не передавай ей этого ипойми меня правильно. Я ни на что не намекаю.
– Конечно, я понимаю.