Доминика поселилась в трущобах на две недели. В её комнате не было окон, и свет падал через люк на потолке. Ей надо было взбираться на пятый этаж. В доме не было даже воды. Доминика сама готовила себе пищу в одной кухне вместе с многодетной семьей этажом ниже. Вечерами она посещала соседей и сидела с ними на ступеньках лестницы. Она ходила с местными девушками в самые дешевые кинотеатры. Она носила старые кофты и юбки. Её необычайная хрупкость наводила всех на мысль, что она голодает. Соседи были уверены, что у неё туберкулез. Но двигалась она с такой же уверенной грацией, как будто находилась в гостиной у Халькомбов. Она сама мыла пол у себя в комнате, чистила картошку, купалась в корыте. Ей никогда раньше не приходилось этого делать, но она делала это так, как будто жила здесь всю свою жизнь. Она была очень деловой и энергичной, что никак не гармонировало с её внешностью. Ко всему она относилась с безразличием – и к трущобам, и к гостиным.
В конце второй недели она вернулась в свои апартаменты, расположенные на крыше гостиницы рядом с Центральным Парком, а на страницах газеты «Знамя» появилась её статья о жизни трущоб. Это был беспощадный и блестящий отчет.
На званых обедах ее забрасывали вопросами: «Доминика, неужели вы действительно жили в этих местах?».
– Да, – отвечала она, – в доме на 12 Ист-стрит, м-с Палмерс, который вы сдаете. Там есть канализационная труба, которая засоряется чуть ли не каждый день и заливает весь двор.
– В доме, который принадлежит вам, м-р Брукс, на потолке выросли изумительные красивые сталактиты, – говорила она, наклоняя свою золотистую голову к корсажу, к которому были прикреплены белые гардении с каплями воды на лепестках.
Алва Скаррет попросил её выступить на митинге рабочих активистов. Это было очень ответственное собрание, целью которого было привлечь как можно больше подписчиков среди рабочих. Она сказала на митинге:
– Семья на первом этаже не платит за квартиру, а их дети не могут ходить в школу, так как им нечего одеть. У отца же открытый счет в пивной. Он вполне здоров и имеет постоянный заработок. На четвертом этаже живет семья, в которой отец ни разу в жизни не работал в течение целого дня и не собирается. У них 9 детей, которые живут на средства прихожан. Скоро будет десятый.
Когда она кончила, раздалось несколько жидких хлопков. Она подняла голову и сказала: – Вы можете не хлопать. Я на это не рассчитывала.
Придя домой, она застала Алву Скаррета, который её ждал. Он смотрел на неё с удовольствием, хотя давно перестал за ней ухаживать, поняв бессмысленность этого. Он только иногда позволял себе задерживать её руку в своей чуть дольше обычного.
Доминика подошла к стеклянной стене. За ней был виден город, он казался фреской, предназначенной для того, чтобы завершить убранства комнаты. Линии шпилей гармонировали с хрупкими очертаниями мебели.
– Ну, как все прошло? – спросил Скаррет.
– Как я и ожидала, – ответила Доминика, бросая шляпу на стул.
– А у меня для тебя новости, детка. Я придумал создать отдел благосостояния женщин, и хочу поручить его тебе.
– Спасибо, Алва, но я не хочу делать карьеры.
– Но ты же не собираешься всю жизнь возиться со своей колонкой.
– Не всю жизнь. Пока мне это не надоест.
– Нет, ты только подумай, что Вайнэнд сможет сделать для тебя, если ты обратишь на себя его внимание!
– А я не хочу обращать на себя его внимание.
И она показала ему текст своей речи на митинге. Он пришел в ужас и срочно позвонил в типографию, чтобы её не отдавали в набор. Он велел лишь вскользь упомянуть о собрании, не называя имени оратора.
– Я уволена? спросила Доминика, когда он положил трубку.
– А ты этого хочешь?
– Мне все равно.
– Послушай, Доминика, почему ты всегда делаешь подобные вещи?
– Просто так.
– Зачем тебе надо было говорить все это на собрании?
– Но ведь это правда.
– Конечно, но ведь ты могла выбрать другой случай для этого.
– Тогда бы это не имело смысла.
– А сейчас это имело смысл?
– Нет. Но это было забавно.
– Скажи мне, Доминика, как другу, чего ты хочешь?