Отсюда естественно возникает представление о целостной воле человеческого существа как совокупности воль его отдельных клеточек. «Как все атомы одного и того же твердого тела имеют напряжение к одному общему центру и двигаются в пространстве по одной равнодействующей, так воля каждого человека составляет средоточие, в котором пересекаются отдельные воли всех частных органов и органических клеточек, входящих в состав организма, представляет равнодействующую, направляющую внутреннюю и внешнюю физическую и духовную жизнь человека»
[133]. Эту же самую мысль о множественности природы человеческой воли мы можем получить, оставаясь в рамках чисто психологического исследования. Каждое единичное восприятие или познание входит в нашу апперцептивную массу ее отдельным элементом. Всякое конкретное проявление воли, равно как и других двух категорий, представляет собой некоторую равнодействующую тяготений уже утвержденных элементов апперцептивной массы. Посему, наряду с целостностью и единством как отдельных воли, разума и чувства, так и всего их целого, всегда можно установить и множественность их природы
[134].
Итак — организм отдельного человека действительно представляет собой сопряжение единства с множественностью.
Человек только потому действительно может быть единицей высшего социального организма, что он сам по себе есть организм, сопряжение единства со множественно-; стью. Неведение или игнорирование наличия в нем наряду с единством — множественности приводило к мысли, что единицей общественного организма может быть только семья. «Так как любая система, — говорит Огюст Конт в пятидесятой лекции своего курса «Позитивной философии», — должна неизбежно состоять из основ существенно однородных с нею, то научный дух не допускает, чтобы человеческое общество на самом деле было составлено из лиц. Истинной общественной единицей является, бесспорно, одна семья, по крайней мере хотя бы в виде первоначальной пары, составляющая главную основу ее».
Как известно, эта идея получила широкое развитие у Фридриха Ле-Плэ и его учеников. Основная мысль Конта совершенно верна, но вывод страдает односторонностью. Семья есть простейший организм и потому она действительно может быть признаваема элементом организмов высшего порядка. Но совершенно так же мы можем считать элементом народа отдельный род или племя
[135]. В действительности же нет никакой настоятельной необходимости ограничивать исследование одним только иерархическим звеном, — этим мы упрощаем его, но вместе с тем утрачиваем возможность наблюдать ряд сложных, но и самых интересных явлений. Чем больше в организме иерархических звеньев, тем многообразнее и глубже протекающие в нем процессы. С другой стороны, во всяком сложном организме могут одинаково проявляться частные организмы всех промежуточных иерархических порядков. Так, в данном случае в жизни общественного организма отдельные люди проявляются в единичном числе, во всяком случае не меньше, чем семейными группами. Между тем, если принять точку зрения Конта, мы должны в сущности вовсе устранить из рассмотрения все личные проявления. Итак, признание элементом общественного организма семью, хотя само по себе и не заключает ошибки, но в то же время совершенно бесцельно ограничивает исследуемую область. Если, как говорит Вормс
[136], «чтобы составить общество, нужны единицы, из которых каждая представляет организм», то этому требованию вполне удовлетворяет отдельный человек, являющийся целостным организмом.
По всем этим основаниям элементом общественного организма должна быть признана отдельная человеческая личность. К этому же выводу приходит и Лилиенфельд
[137]. — «Подобно тому, как в природе из отдельных клеточек слагаются растительные и животные организмы, так отдельные социальные органы и весь общественный организм слагается из отдельных человеческих личностей, взаимодействующих друг с другом и стремящихся к общим целям, как и составные части всех прочих организмов природы».