Общее единство человеческого существа как по его материальной природе, так и по его психологической деятельности есть факт очевидный. О природе его психологического, вернее духовного единства ведется до сих пор много споров, но вовсе отрицать его бытие невозможно. Но наряду с этим, как справедливо говорит Лилиенфельд
[131], — «человек — существо сложное. Он не единоличная, а, как выражается Гете, множественная величина».
Это одинаково доказывается как физиологией, так и психологией. Каждый орган, система и даже клеточка в нашем теле одновременно с сопряженностью с другими обладает собственной самостоятельностью. Она вполне независимо рождается, развивается, порождает себе подобных, болеет и, наконец умирает, замещаясь другой. Новейшие исследования доказали, что клетка есть необычайно сложный организм, имеющий собственную функциональную деятельность и субъективные особенности.
Совершенную аналогию этому мы видим и в психологической деятельности. Рассуждая в плоскости общей идеи психо-физиологического параллелизма, мы должны указать на ныне твердо установленный факт, что психическая деятельность человека ошибочно почиталась до сих пор сосредоточенной в специальных органах. Клетки последних лишь в высшей степени проявляют некоторые специфические свойства, которые, по меньшей мере в зачаточном состоянии, равно присущи всем клеточкам тела. Во всяком случае все органические процессы внутри тела протекают помимо. влияния не только нашего сознания, но и вообще головного мозга.
Гартман в своей «Философии бессознательного» («Die Philosophic des Unbewussten») доказывает, между прочим, что чем выше организм, тем более раскрывается в нем общее единство, подчиняющее себе множественность частных волевых центров.
В низших животных каждая нить и каждый узел нервной системы, представляя собой отдельные особи, действует самостоятельно. Лишь в высшем животном является усложнение в виде подчиненности менее развитых нитей и узлов более развитым нитям и узлам, причем, однако, ни один нерв как представитель особенной воли, не теряет вполне первоначальной своей самостоятельности.
Вообще, как говорит Лилиенфельд
[132], «нервная система животных и человека представляет собой совокупность органов, из коих каждый пользуется большею или меньшею самостоятельностью, из коих каждый представляет собой более или менее самостоятельную волю».