Читателю может показаться, что всё написанное выше — самый настоящий бред. Не могут близкие люди: отец и тем более мать, так относиться к своему ребёнку. Подобное отношение не только противоречит здравому смыслу, оно напрочь исключает влияние одного из самых сильных инстинктов — родительского. Но автор этих строк ничего не выдумал. Он рассказал о том, что когда-то имело место в его жизни. И совсем не сгустил краски. Наоборот, он коснулся самого, что ни на есть безобидного. То, что выглядит более-менее правдоподобно. Потому что были вещи такого рода, о которых говорить просто нельзя, никто никогда не поверит.
Как-то при нашей встрече мать, издеваясь надо мной, сказала:
— Можешь кому угодно рассказывать, какое я чудовище и как я разрушаю твою жизнь, но тебе всё равно никто не поверит, потому что так, как мы с тобой поступаем, не поступает ни один отец и ни одна мать. Теперь ты понимаешь, почему нам есть вера, а тебе нет? Почему твои друзья стали нашими холуями? Что мы скажем, то они и сделают.
От сказанного матерью мне стало страшно. До меня, наконец, дошло, что я имею дело с самым настоящим безумием. Не ментальным, а нравственного характера. Покойная бабушка была права. С людьми на самом деле происходит что-то неладное.
«Но в чём причина? — ломал я тогда голову. — Какая зараза разрушила до основания душу моим близким? Откуда она взялась и что она собой представляет? Наконец, почему эта напасть практически не действует на меня? Или может быть как раз всё наоборот? С ума начинаю сходить я, а они вполне нормальные? Поэтому и стремятся меня как-то образумить».
Невольно припомнился мне визит одной старой материной подруги. Она приехала ко мне по просьбе родных и сколько была в гостях, столько как попугай твердила:
— Покорись, покорись, Гера, маме! Покорись, тогда всё сразу станет на своё место… Если ты это сделаешь, то обретёшь удачу. Если нет, то будет тебе плохо, ой как плохо… Вспомни библейскую притчу о блудном сыне…
Я смотрел на уже немолодую, с виду, вроде бы умную женщину и не понимал, что она от меня хочет.
— Они что, мои отец с матерью, считают меня своим пленником? — спросил я её. — Только тогда они вправе требовать от меня покорности. А я, получается, в бегах, так?
От моих слов у материной подруги открылся рот.
— Как! — всплеснула она руками. — Как ты можешь так говорить? Они же твои родители?! А твоя мама, она самая удивительная женщина на свете! Лучше её я никого не знаю, поэтому ты должен её слушать.
— Ну и логика у вас! — рассмеялся я. — Поэтому я должен её слушать. И не жить той жизнью, какая мне нравится… А вас ваши дети сильно слушают? — спросил я её. — Они что, тоже живут по вашей указке?
— О моих детях речь не идёт! — в глазах женщины блеснула неприкрытая злоба. — Тебе известно, что старшая уехала в Ленинград, а младшая укатила в Междуреченск.
— И вы им тоже пишите по дюжине душеспасительных писем в неделю и посылаете парламентариев с требованием, чтобы они покорились? — посмотрел я на неё.
— Нет, этим я не занимаюсь. У них своя жизнь и я в неё не лезу. Но это мои дочери, а ты совсем другое дело.
— Какое другое?! — возмутился я. — Получается, что ваши дочери имеют право жить так, как они хотят, а я нет? Скажите, чем вас моя мать так расположила, что вы примчались ко мне, за тысячу километров, чтобы уговорить меня ей покориться?
От моего прямого вопроса гостья несколько сконфузилась. Но, овладев собой, заявила: