— Как видишь, наши русские женщины шьют зимнюю одежду не хуже местных. А если честно, то лучше. Когда приедем к нам, у тебя тоже будет такой костюм. В лосиных шубах у нас никто не ходит, — посмотрел он на мой наряд.
— Это он из подручного материала, — вступился за меня Чердынцев.
Когда Светозар сбросил с себя верхнюю одежду, я, наконец, его разглядел. Это был парень среднего сложения, лет на двадцать старше меня, крепкий, жилистый, подтянутый и красивый, какой-то особой непостижимой красотой. В его густой русой бороде, серых глазах, прямом тонком носе чувствовалось что-то античное.
— Честное слово, — улыбнулся я ему, — мы с тобой уже где-то встречались! Знаешь где? В Эрмитаже! Ты смахиваешь на греческого Посейдона.
— На Посейдона говоришь? — засмеялся Светозар. — Это так тебе показалось, я похож сам на себя.
В это время в избу, осторожно ступая, вошли два эвенка.
— Давайте, раздевайтесь, — обратился к ним по-русски челдон. — И к столу. Сначала чай, потом займёмся баней. С дороги надо попариться.
— Оленей мы отпустили, там, на горе, снега мало, им хорошо копытить, — сказал Лючеткан, сбрасывая кырняжку.
— Молодцы! — похвалил Светозар друга. — Олени вымотались, пусть отдохнут.
После сытного обеда, который в честь гостей состоял из сырой мороженной оленины и крепкого чая, эвенки заторопились в лес, навозить к бане сушняку.
— Лучше бы отдохнули! — пытался уговорить хозяин. — Дров полным-полно, мы с Белославом полдня возили.
— Мы тоже пойдём, поработаем, — улыбнулся Тиманчик. — На улице хорошо. Тут у вас шибко жарко.
— Не уговаривай их, — остановил деда Чердынцева Светозар. — Ты же знаешь, они к избам непривычны. Всю жизнь в чуме. Хорошо, что бани перестали бояться. Раньше от неё, как от чумы! — повернулся он ко мне.
— Они что, при советской власти не жили?
— Жили, но в совхозном стаде. А там те же чумы и сплошные кочевья. А когда пришло время дикого капитализма, то выяснилось, что у пастухов не оказалось жилья в посёлках. Оно, конечно, было, да сплыло! Вот они и прикочевали к нам.
— Куда это к нам? — спросил я.
— Опять любопытничаешь! — погрозил мне пальцем дедушка.
— Да хватит тебе Дадоныч! — повернулся к Чердынцеву Светозар. — Он же всё равно к нам поедет. Держишь парня в ежовых рукавицах! Пусть что хочет, спрашивает.
— Всё равно должен знать меру! — засмеялся дедушка.
— Не надо! Любопытство — не порок, а дорога к знанию.
— Выходит Дадон не сказочное имя, а реальное? И его отца звали Дадоном? — спросил я.
— А что тебя удивляет? Переводится оно, как живущий рядом с водой.
С озером или рекой, всё равно, — ответил мне просто Светозар.
— Знаешь, кто он? — показал пальцем на челдона дед Чердынцев.
— Кто? — повернулся я к отшельнику.
— Прямой потомок Чингисхана! Как я тебя, а? — злорадно потёр ладонями старик. — Не будешь меня воспитывать!
Было видно, что он дурачится. Но то, что я услышал, меня насторожило.
— Неужели и вправду? — не удержался я от вопроса.
— Вот началось! — торжествовал Чердынцев. — Он тебя сейчас своими дурацкими вопросами об стенку размажет! Я его знаю! Мне бесконечными «почему» да «отчего» житья третий месяц не даёт!
— Ничего, я терпеливый! — видя, как хозяин радуется своей шутке, засмеялся и челдон. — А насчёт Тимчака-Чингисхана дед прав, я на самом деле являюсь одним из его потомков.