— Я всегда говорю серьезно, поэтому слушай и запоминай, — остановился у упавшей сосны старый. — Давай садись и постарайся меня понять: в тридцатых годах Бухарин как-то спросил академика Павлова, как надо расценивать смерть человека в 70-летнсм возрасте? И тот ему ответил, что если человек уходит из жизни в семьдесят, то это надо рассматривать как смерть младенца. Тогда Бухарин спросил академика про более солидный возраст про смерть в 150? И Павлов со всей своей прямотой ответил, что если человек умирает в 150 лет, го такую смерть надо считать убийством. Своими словами он подписал себе смертный приговор. Но это я уже немного отвлёкся. Почему великий физиолог имел такое мнение о долголетии человека? Потому что он знал досконально жизненный потенциал того, кем он занимался…
— Из твоих слов получается, что нас всех убивают? — спросил я.
— Правильно мыслишь! Нас действительно убивают. Вернее, убиваем мы себя сами и того не понимаем… Как это делается разбирать мы сейчас не будем. Тут отдельный вопрос. И он требует специального освещения. Я сейчас о другом. Ты наверное заметил, что я не религиозен?
— Да, заметил, — признался я.
— О чём это говорит? Да о том, что во мне нет ничего языческого, и тем более христианского. Я не верю в бога, я его знаю. Он часть меня самого… Теперь понял какой придерживаюсь я традиции?
— Думаю той, какой придерживались наши далёкие предки.
— Из великой Орианы, — закончил за меня хранитель. — Все о чём бы мы с тобою не говорили в рамках этой традиции. Нет, неточности быть могут — что-то забыл, что-то не так понял. Но нет мистики и суеверий. Дошло?
— Вроде бы, — кивнул я.
— Так вот, с этого момента я тебя начну знакомить с той традицией которой следую сам. И твоя задача её воспринимать.
Так вот оказывается кто мой дедушка? И не старовер и не язычник, а продолжатель звёздной традиции погибшей Орианы! — мелькнуло в сознании. — Потому у него всё «легко и просто». Неужели традиция Орианы так и не прервалась? Прошли тысячи лет…
— Как видишь не прервалась нить знания, отрок. Да она и не может прерваться. Уголёк сгоревшего костра долго теплится, тем более он не один, и его понемногу питают… — Долетели до меня слова хранителя.
Я посмотрел в лицо старого: спокойное, доброе и грустное…