Мне же предстояло по работе небольшое турне. Сначала в заповедник Кондо-Сосьвенский, потом в Печёро-Иличский. через месяц в Ханты-Мансийск. Когда я наконец оказался в своей квартире в Сургуте, прошло не меньше месяца. Всё это время я раздумывал над тем, что услышал от знахаря и от участкового. То, чем загрузил меня старый, в голове до сих пор не укладывалось. Да и Сергей Борисович задал задачу. Надо же книги древних! Неужели они, эти книги на самом деле кем-то хранятся? И эти кто-то до сих пор следуют традиции предков! Ну и ну! Чтобы что-то для себя уяснить и кое в чём разобраться, после работы я засел за печатные издания. О своей диссертации думал изредка урывками. Мне хотелось на основании традиционного знания проверить, не напутал ли что старый? Может всё, с чем он меня познакомил, всего лишь навязанная его точка зрения не более? Я жадно пожирал доступные мне тогда книги по мировой истории, психологии, климатологии и т.д., причем от корки до корки мифологию древних греков, мифические предания Индии. Ирана, Тибета, Китая, но мне было мало. Я стал искать мифы древних славян, но к своему удивлению нашел всего ничего. Очень мало и, в основном, христианской эпохи. Из всего этого у меня сложилось такое впечатление, что либо полная мифология славян ещё не написана, либо она просто скрыта. И тогда я попросился у своего начальства якобы для работы над своей диссертацией в командировку в Томск. Мне захотелось увидеть книги академиков Пидопличко, Поршнева, познакомиться с полным собранием Платона, его средневекового последователя Прокла, найти книги Климова, Дебеца, Герасимова и, конечно же попробовать поискать первые издания трехтомника Афанасьева «Поэтическое воззрение славян на природу». Попав в Томск, я полный радужных надежд, сразу же направился в библиотеку ТГУ. Каково же было моё удивление, когда после запроса книг Пидопличко, мне мягко отказали. Оказывается, для знакомства с трудами ученого гляциолога требуется специальное разрешение. Про полное собрание Платона и Прокла заявили, что спрашиваю, сам не зная что. Ни тот, ни другой философ полностью не переведены даже на английский… Вот те раз! — подумал я. Выходит, старый с Пидопличко был прав! Работы ученого гляциолога кого-то наверху не устраивают. Интересно кого? Наверняка не кремлёвских из «дома престарелых». Они о Пидопличко и слыхом не слыхивал и… Ну что же, попросил тогда Афанасьева «Поэтическое воззрение славян на природу» в «научке» оказалось только в читальном зале. Когда я перелистал первый том, то захотелось плакать: безжалостно вырезаны десятки страниц!
— Интересно, что же на них было такое написано? — думал я.
Также не повезло ни с Г. Климовым, ни с Дугласом Ридом. И то, и другое можно было только по спецразрешению… Видя такое дело, труды Сталина я не стал и спрашивать. Все было ясно. О чем говорил старый подтвердилось. Но надо сказать, поездка в Томск оказалась ненапрасной. По крайней мере, я познакомился, хотя и в усеченном виде, с творчеством Афанасьева это и было уже кое-что. В заботах и суете, и работе с информацией незаметно пролетела зима, за ней весна. Наступило лето. Как ворон крови, я ждал время своего отпуска. Наконец наступил долгожданный август. И вот я счастливый и свободный сижу в кресле «метеора», который мчит меня по волнам Оби из Сургута к Ханты-Мансийску. В Кондинском я почти не задержался. Сергей Борисович, видя как я спешу, только усмехнулся:
— Старый тебя давно ждет, три дня назад с ним виделись. Пожурил меня немного, что рассказал тебе о Таре и о Рождественке. Боится он за тебя. Одно неосторожное слово и потом бед не оберешься…
— Да я ведь не дурак — понимаю. Больше слушаю, чем спрашиваю. Жизнь кое-чему научила,— успокоил я участкового.
— Что же, молодец! Давай, вот твой мотор, вот бензин… Тут тебе Наташа в дорогу собрала, веселее будет ехать — протянул он кулёк с пирогами.
— Не красна изба углами, а красна пирогами! — процитировал я.
— Не изба, скорее лодка — улыбнулся Борисыч. — Ты же, торопыжка, даже на чай не остался.
— Знаю я твой чай, — отмахнулся я. — От такого чая еле из-за стола выходишь, не то что куда-то ехать!
Через несколько секунд я был уже на середине Конды и верная двадцатка понесла дюральку участкового вверх по течению.
Когда я подъехал к дому старого, тот стоял на том же месте, где мы год назад с ним расстались. Было такое ощущение, что я никуда и не уезжал. Та же погода, тот же яр, та же деревянная рубленая изба и тот же седоголовый. Наконец лодка ткнулась носом в песок и сильная рука «знахаря» вытащила её на берег.
— Дай-ка я посмотрю на тебя! Молодец, глаза стали взрослее… Ты явно изменился, — улыбнулся старый, подавая мне руку. — Сразу видно, наши прошлогодние разговоры даром для тебя не прошли.
— Я за эту зиму столько прочитал книг, сколько не читал за десять лет, — отозвался я.
— Что ж похвально! Год прошел в поисках правды. Значит, ты прожил его не зря. Как у нас на Руси: сначала баня — она уже натоплена. Потом угощение и только тогда расспросы. Так? Давай к дому и сразу в баньку, а я пока займусь нашим завтраком — тоном не терпящим возражений, сказал седоголовый.
— Да я пару часов назад в реке купался, — заартачился я.
— Кто это видел? И потом, такова традиция. Давай неси вещи в свою комнату и не торопись, иначе я со столом не успею.
Перечить старому было бесполезно. Поэтому войдя в дом и положив свой рюкзак на лавку, я отправился в жарко натопленную баню. Когда я из нее вышел, стол был уже накрыт и ведун одетый по-праздничному ждал меня сидя на лавке.