Конечно, нас не может целиком удовлетворить работа Уэйли. Ценное замечание о близости "Книги перемен" к "Щи цзину", к сожалению, не аргументировано. Частично верное положение о том, что в тексте есть народные поговорки, раздуто до невероятных размеров: чуть не весь основной текст принимается как поговорки о приметах! Таким образом, систематичность и органическое развитие текста остались для Уэйли незамеченными. К сожалению, он, исходя из правильного принципа отсечения всех "приложений" от основного текста, совершает в то же время ошибку, игнорируя такой систематический трактат, как "Сюй гуа чжуань". Для нашего исследования оказывается полезным в статье Уэйли только еще одно подтверждение того, что авторы текста "Книги перемен" воспользовались фольклорными материалами своего времени. Но этому материалу качественно отведена в "Книге перемен" самая незначительная роль: он там использован лишь как образный материал. Но как в речи смысл не в звуках, а в словах и фразах, этими звуками выражаемых, так и в "Книге перемен" суть не в образах, а в том, как они координируются в целом, в системе. Если бы это было не так, то чем тогда можно объяснить, что какой-то сборник записей примет станет на тысячелетия исходной точкой для философии одного из крупнейших народов земного шара? На этом, собственно, кончается список европейских работ о "Книге перемен". Кое-какие сведения об "И цзине" даются обычно в курсах истории китайской философии, но ничего оригинального они не представляют и можно без ущерба обойти их молчанием. Подводя итоги рассмотрению того, что было сделано в Европе в деле изучения "Книги перемен", мы прежде всего должны, к сожалению, отметить поразительную пестроту мнений. Т.к. авторы этих мнений были указаны выше, мы для большей сжатости и остроты картины ограничимся лишь списком суждений.
В европейской синологии говорилось, что "Книга перемен" – это: 1) гадательный текст, 2) философский текст, 3) гадательный и философский текст одновременно, 4) основа китайского универсизма, 5) собрание поговорок, 6) записная книжка политика, 7) политическая энциклопедия, 8) толковый словарь, 9) бактрийско-китайский словарь, 10) фаллическая космогония, 11) древнейший исторический документ Китая, 12) учебник логики, 13) бинарная система, 14) тайна кубокуба, 15) случайные толкования на комбинации черт, 16) фокусы уличного гадателя, 17) ребячество, 18) бред, 19) ханьская подделка. Никому не приходило в голову самое сложное и в то же время самое простое: "Книга перемен" возникла как текст вокруг древнейшей практики гадания и служила в дальнейшем почвой для философствования, что было особенно возможно потому, что этот малопонятный и загадочный архаический текст представлял широкий простор творческой философской мысли.
Глава II
Некомментаторское изучение "Книги Перемен" на Дальнем Востоке
Естественно, что на Востоке "Книгу перемен" изучали значительно больше, чем в Европе. На Востоке историография "Книги перемен" насчитывает уже более двух тысячелетий, и каждый писавший о ней, если и не знал всю литературу вопроса, то во всяком случае основательно знал сам памятник и обычно продолжал кого-нибудь из своих предшественников. Нет никакой возможности дать здесь полный отчет о всей литературе, посвященной "Книге перемен", но мы можем, значительно облегчить задачу общего обзора китайской и японской литературы такого рода, распределив ее по четырем категориям: 1) комментарии различных типов, призванные неотделимо следовать за текстом; 2) трактаты – интерпретации содержания данного памятника; 3) трактаты о технике гадания и 4) трактаты, выросшие на основе философского понимания "Книги перемен". В этой главе нас могут интересовать лишь трактаты идейного содержания, включающие в себя моменты филологии. Рассмотрению этих работ (конечно, лишь главнейших) уместно предпослать указания на древнейшие упоминания о данном памятнике, – вернее, о гадании по нему.