В высшей степени интересно, у кого Ю.К.Щуцкий стал искать ключ к "И цзину". Как это видно из его работы и как известно тем, кто в свое время следил за его научным путем, он усердно изучал ицзиновскую литературу, прежде всего, конечно, ту, которая появилась на родине "И цзина", т.е. китайскую, но вслед за ней и ту, которая представляет ответвление китайской, – японскую. При этом он не ограничился лишь той ее частью, которая написана на китайском языке, но обратил внимание и на те работы об "И цзине", которые японские исследователи создавали на своем родном языке. Уже этим одним Ю.К.Щуцкий сразу выдвинулся вперед из ряда европейских синологов, занимавшихся "И цзином", даже лучшие из них считали возможным обходить синологию японскую. Ю.К.Щуцкий обратился к этой синологии, причем не только к старой, созданной в русле китайской традиции, но и к новой, которая сочетает элементы старой традиции с приемами современного научного исследования.
Такова была первая особенность Ю.К.Щуцкого как исследователя "И цзина". Была и вторая, не менее существенная.
Знание обширной китайской литературы об "И цзине" позволило Ю.К.Щуцкому избежать обычного пути европейских переводчиков "И цзина", да и вообще китайской классической литературы. Переводы этих классиков появились в XVIII-XIX вв. Лучшие из переводчиков подготавливали свои переводы в Китае. Это был тогда цинский Китай, феодальный Китай абсолютистского маньчжурского режима. Мы знаем, каково было состояние классической филологии в Китае того времени. Маньчжурское правительство, особенно в годы царствования Кан-си и Цянь-луна, превосходно учло значение идеологии и поняло, что традиционное конфуцианство может стать серьезной идеологической опорой абсолютистского режима, если конфуцианскую мысль направить в соответствующее русло и обставить ее разъяснительной литературой
[182]. Это было важно еще и потому, что в составе конфуцианства таилась и идеологическая оппозиция, оперировавшая теми же понятиями, положениями, идеями, как и та линия, которая была взята правительством на вооружение. Нам известна борьба, которую вели друг с другом эти две линии, известно и то, какие меры принимались правительством для того, чтобы на поверхности всегда была именно охранительная линия конфуцианства. Поэтому европейские синологи XVIII-XIX вв., работая в Китае, имели дело главным образом с той литературой, через которую и предлагалось подходить к классикам. Тем самым они подпадали под влияние определенной, во всяком случае ограниченной, линии философской мысли. Совершенно другим путем пошел Ю.К.Щуцкий. Он, конечно, знал цинскую комментаторскую литературу, но главное внимание его привлекли две работы: статьи Чжан Сюэ-чэна (1738-1801) и монография Пи Си-жуя (1850-1908). Это были работы исследовательского характера, написанные в русле критического направления классической филологии Китая цинского времени. Об их научной ценности свидетельствует факт переиздания их в наши дни в Китайской Народной Республике
[183]. Ю.К.Щуцкому принадлежит честь быть первым из европейских синологов, сумевших понять научную важность трудов этих китайских ученых.
Труды эти были привлечены Ю.К.Щуцким главным образом для освещения проблемы происхождения "И цзина" и состава этого древнего памятника. В понимании же смысла основной части "И цзина" ему помогли совсем другие исследователи: Ван Би (226-249), Оу-и (1598-1654) и Итó Тóгай (1670-1736)
[184].
Этот отбор заслуживает особого внимания. Ван Би, как известно, искал ключ к пониманию "И цзина" в даосской философской мысли; Оу-и стремился осмыслить понятия и концепции "И цзина" с помощью понятий и идей буддийской философии; Итó Тóгай походил к "И цзину" с позиций конфуцианства.